Отдуваясь, режиссёр вытер платком лоб, сделал знак оператору менять ракурс. Раздражённо гаркнул осветителям:
– Да что вы за гусыни?! Двигаетесь!
Кит вновь откинулся на подушках. Принял красоток в объятия. Глядя попеременно то в одно, то в другое запрокинутое лицо, искал причину внутреннего беспокойства. Колебания редко досаждали. Точнее – никогда. Он просто принимал решения, а потом следовал ему.
Что с ним происходит?
Он осторожно прикусил полную, тёмную от густой крови губу, слегка оттянул зубами. Тело механически реагировало на команды с площадки. Круглые бёдра прижались к его левому боку. Острая коленка взобралась на живот. В кожу впился треугольный флакон зелёной воды от Форда.
Кто там в жури? Кит не знал даже список номинантов. Никогда не интересовался соперниками, но сейчас хотел видеть, этот чёртов список.
– Принеси телефон! – бросил он кучерявому в гавайской рубахе.
Запуская пятерню в редкую гриву, режиссёр обернулся к помощнику:
– Ну, чего вытаращился?! Мы никогда не снимем этот грёбаный ролик! Живо тащи! Пять минут перерыв!
Кит отрывисто надиктовал указание Суин, рассеянно поглаживая подставленную ладонь и гуляя взглядом то по возвышенностям перед носом, то по золотисто-лиловым облакам над горизонтом.
– Кто займётся речью? А кто ей обычно занимается?
Выслушав ответ, он расхохотался и сел. Мягко выпутался из загорелых лиан рук и ног, вызвал нового абонента:
– Подготовь к утру благодарственную проповедь, – не дав голосу в динамике набрать мощь, перебил: – Считай себя уволенной завтра, а сейчас пиши. Как успеешь?
Он почесал челюсть и вытянул шею, подставляя физиономию под кисти "бобрика". В голову вцепился парикмахер, щедро распыляя над макушкой струю лака, словно отгоняя насекомых.
– Так же, дорогая, как я пою на частных концертах, участвую в благотворительных ужинах, даю интервью, и снимаюсь в рекламе во время гастрольного тура.
Кит бросил телефон режиссёру. Толстяк поймал мобильный в прыжке, махнул оператору:
– Работаем! Покажите любовь! Нет женщин и мужчин! Никаких гендерных рамок! Вы материя! Космос!
Горячие тела облепили как адский конвой в азиатской тюрьме. Жаркий кокон вызвал в памяти накал Вьетнамских съёмок. Нескончаемые часы один за другим под дых. Непомерные амбиции вытягивают новый день. Расчёт до доли секунды, предел, край эмоций. До последней сцены Кит держал в руках воздух. Все или ничего. Только так умел, сколько себя помнил.
Кровь громко стучала в висках. Кит запускал руки в русалочьи волосы. Ладони наполняла пустота – тёмная и пыльная, та, что скрывается за пластиком манекена с руками и ногами, выкрученными из шарниров.