Часть 3 Глава 4

Часть 3 Глава 4

Влажные простыни с тошнотворным запахом фенола. Плотной саркофаг обжигает кожу, не дает шевелится и дышать. С потолка и со стен шрамами смотрят трещины, страшно закрывать глаза. Боль крутит желудок узлом и тянет каждую мышцу. Не опускать ресницы и дышать трудно. Новый глоток воздуха раздирает грудь. Но организм цепляется за жизнь. Бессильные слёзы не просыхая, текут по лицу.

Сколько тянется этот ад, Лина не знала. Руки отыскали сведенные судорогой ноги, подтянули к лицу, подбородок бился в колени.

В зеленом тумане иногда появлялись очертания фигур, врачи ставили капельницы, кололи уколы, измеряли давление и температуру. Лину рвало, она пыталась подняться. Острые спазмы выворачивало наружу. Медперсонал менял белье, и на время охватывала прохлада и забытье. А потом снова туман и расплывчатые лица. Но одно повторялось чаще. Лина его запомнила.

Когда санитарка меняла судно, она прохрипела:

– Пожалуйста... телефон...

Морщинистый потолок бледный и дряблый по утрам налился тяжелой чернотой, когда девушка с треугольным подбородком и следами оспинок вложила в ладонь мобильный. Пальцы не гнулись, глаза разъедал солёный пот. Медсестра помогла справиться с тугими скользкими кнопками.

Собрав силы, Лина выдохнула в телефон:

– Помоги мне... Больше не к кому обратиться…

Её призыв услышали. Эшли отыскала богом забытое больничное учреждение на краю Дак Нонга. Она оставила за дверью обиды и разногласия, по-матерински крепко обняла и забрала Лину с собой.

Шесть месяцев анонимный центр на выезде их Лондона был тюрьмой, прежде чем стал домом.

Лина мерзла и днем и ночью, напрасно растирала ледяными пальцами гусиную кожу. Ничего не согревало, ни чай, ни плед, ни электрическое одеяло и горячая грелка в ногах. Внутри все органы покрылись коркой льда и вяло справлялись со своими функциями. Когда озноб сменила горячка и температура скаканула в конец ртутного градусника, Лина заживо горела, зудели десна, ныли челюсти. Она зажимала зубами угол подушки и выла. Панический, неконтролируемый страх умереть теперь, когда отчаянно пыталась шагнуть в жизнь, сменялся кишечными спазмами. Желудок отторгал еду. Но Лина заставляла себя слушать персонал и есть.

Медленно и неохотно организм покидал яд. В черные краски, как в тело по капле впрыскивалось лекарство из капельницы, так же по капле сочился свет, возвращались цвета и запахи.

Лину учили заново дышать и думать. Как ребенок, который едва научился ходить, делала маленькие шажки и постепенно удалялась от края. Когда наступила очередь довериться психиатру, она не противилась.