– Тебе, Рамона, тоже стоит бояться, – продолжил Сивер, переключив на неё холодный взгляд голубых глаз. – «Тозоку» мстят даже влиятельным людям, для них нет разницы, какое положение ты занимаешь в обществе, для них есть только виновные и непричастные. Им не помешает ни охрана, ни тяжёлые замки, они умеют добираться до своей цели. И ты определённо входишь в круг виновных. Ещё есть вероятность смягчить наш приговор. Мэри, дочь Реджа, выросла с Такарой, правнучкой Куро. Она часто у них бывала и дружит со всеми в их семействе. Мы отправим её на переговоры, а сами будем сидеть здесь и надеяться на лучшее.

– Нам нужно поговорить с ними, объяснить, что мы ни в чём не виноваты. Наши головы принадлежат нам, а не им, – произнесла Лилия, которую тяжесть угрозы довела так сильно, что она готова была попросить маму уладить конфликт с «Тозоку». Она не хотела просить о помощи, чтобы не показаться ещё большей тряпкой. – Мы взрослые люди в цивилизованном обществе, мы не должны бояться угрозы какого-то старика. Давайте пойдём в полицию, в суд, не сидеть же здесь и ждать своей участи, как ничтожества.

– Да, это так, – подтвердил Вадим, чем ещё больше разозлил Лилию. – Мы ничтожества, потому что не смогли остановить Реджа. Я сейчас говорю даже не об угрозе лишиться головы, а о той женщине. Мы ведь допустили её смерть, хотя могли это предотвратить.

– Могли, – подтвердили в один голос Оскар и Альф.

– Но не остановили, потому что мы ничтожества.

– Нет, вы были ничтожествами, – ответила Лилия. – Но больше ими не будете.

– К чему ты клонишь? – спросил Сивер.

– Вы здесь сидите как кролики, готовые к смерти. Это неправильно. Соберитесь и прекратите говорить о себе как о пока ещё живых трупах. Уж лучше умереть с мечом в руке.

В помещении вокруг стола выстроилось двенадцать человек помимо неё, и все они хранили молчание. Непонятно было, над чем они раздумывают: над словами Лилии или над тем, почему какая-то малявка, едва получившая паспорт с разрешением покупать алкоголь, указывает им как поступать.

– Не хочу у… умирать с мечом в руке, – произнёс Бернард будто сам себе. – Вообще не х… хочу умирать. И уж точно не хочу быть кроликом.

– Мы и не кролики, – возразил Сивер; его мощный голос вызвал мурашки на коже Лилии. – Наша сударыня не знает, о чём говорит.

– Я прекрасно знаю, о чём говорю, – твёрдо ответила она. В ней звучала уверенность, придаваемая двадцатью тысячами солдат в подчинении. – Если бы кто-то мне сказал, что хочет навредить моей семье, я бы заставила его пожалеть о своих словах. Я бы не стала ждать, когда ему вздумается выполнить свою угрозу.