Несколько секунд Артур смотрел на них и пытался понять, на самом ли деле это лекарство. Вдруг Джуан вновь решил дать ему наркотик, чтобы посмотреть, что он будет вытворять? Словно прочитав его мысли, Джуан ухмыльнулся:

– Пей, не бойся, – сказал он. – Нет никакого смысла принимать наркотики, когда сидишь дома. Это надо делать, когда собираешься развлекаться. Если только не хочешь поймать вселенскую печаль.

От приёма лекарств внутренние ощущения Артура совсем не изменились. Не произошло резкого щелчка, изменившего его чувства. Он стал приходить в норму постепенно, только через полчаса таблетки подействовали как следует. Его перестало трясти, и он больше не думал о самоубийстве. В голове по-прежнему стоял образ мёртвых девушек, и совесть старалась вывернуть его наизнанку, однако теперь Артур переносил это намного легче. Он даже смог встать и одеться.

– Пойдём за мной, я покажу тебе, что ты можешь делать всё, что пожелаешь, – сказал Джуан. – Стану твоим духовным учителем.

Вместе они вышли в коридор, где их встретил тот же стиль из колонн, статуй и ковров. Казалось, архитектору поставили задачу построить дом без единой плоской поверхности. Каждая часть стены и потолка должна либо быть закрыта картиной, либо иметь текстуру в виде кладки из натурального камня. Артуру не хотелось здесь находиться, его не покидало ощущение, что он может здесь что-нибудь сломать.

Казалось, он находится в музее, и если к чему-нибудь притронется, на пороге тут же появится смотритель с недовольным видом. Кресла и диваны здесь были настолько дорогие, что внутренний голос Артура говорил – сидеть на них запрещается, только смотреть. Напротив него оказался холл с винтовой лестницей. Джуан подошёл к ней и повернулся к Артуру.

– В нашем доме всё просто, – сказал он, указывая вверх. – Четвёртый этаж – моей сестры Эммы. Третий – моей сестры Софи.

– У тебя две сестры? – удивился Артур. Оказалось, не у него одного есть сёстры и братья.

– Конечно, есть. Ты же разговаривал с ними на похоронах Эдуарда. Я ещё подумал: «Что этот хер с улицы себе позволяет», – ответил Джуан, а потом сделал щелчок пальцами: – Вечно забываю, что ты не помнишь ничего. Второй этаж – мой. Первый этаж – для моих родителей и гостей.

В коридоре, ведущем от холла к столовой, располагался постамент с седлом из коричневой кожи. Золотая табличка ниже гласила: «Жюльен Лефер, золотой кубок Мельбурна, две тысячи семьдесят шестой год». Рядом лежал чёрный хлыст с узким клатчем, длиной чуть больше шестидесяти сантиметров. Дальше по коридору располагались спортивные трофеи из других областей. Там были и футбольные мячи, и кроссовки, и боксёрские перчатки, и теннисная ракетка, даже велосипед. Однако всё это Джуану было неинтересно. Он подошёл к седлу, взял с него короткий хлыст и поднял его перед собой в боевой стойке, как мушкетёр.