Машу душили слезы ужаса и отчаяния. Миша был совсем плох. Светила медицины, пряча глаза, что-то лепетали ободряющее, но, похоже, они сами уже ни во что не верили.
Он уходил.
А она так и стояла, отделенная от мужа непроницаемым стеклом, но разве было это стекло непроницаемо для ее горя?
Ночью умер генерал Духонин. Кто следующий?
Только не Миша, Господи! Только не ОН!!! Не забирай его…
Почерневшие и расширившиеся глаза смотрели в лицо любимого, в котором уже не было почти ничего знакомого и живого…
Лишь губы любящей женщины бесшумно шевелятся. Что они шепчут? Слова отчаянной молитвы? Что-то личное? Известное лишь им двоим?
Лишь шевелятся беззвучно губы…
* * *
В то утро мы дежурили в госпитале Минспаса, принимавшем пострадавших со злосчастной Шуховской башни. Позавчера от ее подножья увезли императора Михаила в лихорадке с «американкой», и он лежал второй день в беспамятстве в Кремле. Но снять тогда тяжелораненых с верхней площадки рухнувшей паутины не дала погода. На промозглом ветре почти на 300 метрах они провели две ночи. И хотя к ним удалось спустить с дирижабля врача, теплые вещи, питание и медикаменты, мы уже знали, что двое раненых это испытание не перенесли. По поступлении я, как главный врач, рассортировал пострадавших по требуемой помощи. Одному сразу было рекомендовано мной позвать священника, но мои ординаторы вызвались попытаться его спасти. Операционных и бригад на всех хватало, и предложение было одобрено. На фронте, что под Мукденом, и даже прошлым летом во Львове и Бургасе, мы не могли себе позволить такой роскоши. Но в столице почему бы не поэкспериментировать? Начали оперировать. У меня было двое самых тяжелых из небезнадежных. И одного мне удалось вытащить.
На крыльце госпиталя даже в моей бобровой шубе было холодно. Вторая папироса была раскурена, когда на меня выбежала моя студентка Аккагаз Дощанова[42]. По улыбке на ее изможденном лице было видно, что и она своего с того света вытянула.
– Рассказывай, «Ангел».
– Пневмония, горячка, бред, перелом предплечья, гипоксия и большая потеря крови…
– Анамнез с диагнозом опусти. Вместе же принимали. Каков исход?
– Руку пришлось ампутировать. Но жить будет. Температура спала. Сейчас спит под морфием.