Маша потерла мучительно болевшие виски. Господи Боже, дай сил. Бумаги, бумаги, бумаги. Неужели нет спасения от них? Но, с другой стороны, от Миши ее мягко выпроводили, сообщив, что она мешает докторам его спасать. Так что бумаги, помимо острой необходимости решений, еще и ее способ хоть немного отвлечься от личных переживаний.

Доклады. О ходе операции по умиротворению крестьянских бунтов в Тверской и Рязанской губерниях. О ситуации с «американкой» в Москве и во всей Империи. О международных делах. О подготовке к выборам и социологии. О брожении среди элит. О восторгах по поводу спасениях «шуховцев» с проклятой башни. О молебнах и стояниях за здравие императора. О…

С социологией надо вдумчиво разбираться, а времени нет совершенно.

– Ваше величество, смею обратить ваше внимание на сегодняшний выпуск лондонской газеты «Таймс».

– Что там еще?

Императрица ответила с раздражением, не поднимая головы от бумаг. Пресс-атташе государыни с заметным смущением протянула газету.

– Вот, не изволите ли взглянуть, ваше величество.

Маша хмуро поглядела на Арсеньеву. Вера Сергеевна склонила голову, но твердо произнесла:

– Вы должны это увидеть, ваше величество.

Царица взяла газету и некоторое время внимательно изучала ее содержимое. Затем, отложив чтиво, произнесла лишь одно слово:

– Скандал.

* * *

Империя Единства. Россия. Москва. Кремль. Кабинет ее величества. 8 октября 1918 года

– Ваше императорское величество! Позвольте выразить надежду на благополучный исход болезни государя. Вся Россия молится об его скорейшем выздоровлении.

Князь Оболенский склонил голову в почтительном поклоне. Императрица устало кивнула.

– Благодарю вас, Александр Николаевич. У вас что-то срочное? Признаться, я бы предпочла перенести наш разговор хотя бы на полчаса-час.

– Понимаю, ваше величество. Но возьму на себя дерзновенную смелость умолять ваше величество поставить хотя бы несколько подписей. Дело архисрочное и архиважное, а времени уже не осталось.

Маша, грудь которой просто распирало от молока, раздраженно поинтересовалась: