Я направилась в прачечную и взяла свои любимые джинсы из сушки. Они выцвели до светло-голубого цвета и были мягкими, как фланель. Но, что более важно, они идеально сидели на мне, подчеркивая, мою талию и бёдра, деталь не такую уж очевидную под остальной моей одеждой. Когда мама была жива, она говорила, что у меня «атлетичная» фигура, а это кодовое слово для отсутствия форм.

Я пыталась не позволить мыслям задерживаться на маме. Я и так достаточно этим занималась по ночам, когда должна была спать. Проблема в том, что, когда приказываешь себе о чём-то не думать, всё равно об этом думаешь. Я почувствовала знакомую боль, которая охватывала меня, когда я вспоминала маму.

Папа постоянно говорил мне, что, когда я думаю о маме, нужно вспоминать счастливые моменты. От этих наставлений мне только становилось хуже. Потеря казалась только глубже.

Я прислонилась к сушилке и сделала несколько глубоких вдохов. С момента её смерти прошло восемь месяцев. Иногда это казалось вечностью. Ещё несколько глубоких вдохов. Я подумала о своих целях — как я собиралась жить по полной. Это была единственная хорошая вещь, которую я могла извлечь из этой ситуации. Я не буду проводить каждый день в страхе, или жить в коконе, неважно чего хотел мой отец. Я собиралась заниматься чем-то новым. Нормальным. Например, завести парня, и парнем, которого я хотела, был Дейн.

У Дейна были голубые глаза, от взгляда которых люди застывали как вкопанные. Он был уверен в себе, хорошо обходился со всеми в школе, и иногда, когда он думал, что никто не смотрит, я видела его с другой стороны. Угрюмое выражение его лица отражало что-то глубинное, выражение его глаз говорило о том, что в глубине его души скрыта какая-то тайна. Такой парень мог бы меня понять.

По дороге в свою комнату я прошла мимо папы, всё ещё смотрящего в окно, как будто он ожидал, что Дейн прилетит на НЛО.

Я уперлась рукой в бок.

— Пожалуйста, не говори мне, что будешь так делать, когда придёт Дейн.

— Нет, — сказал папа, отпуская жалюзи. — Я открою дверь, чтобы хорошенько вглядеться в его глаза.

Рорк оставил пустой пакет из-под чипсов и банку из-под лимонада рядом с диваном. Я осторожно подобрала их, чтобы ничего не пролить.

— Отлично, но не спрашивай его, кто его родители, какой он предпочитает климат, или насколько он силён. И не рассказывай ему о своей работе.

Папа сложил руки на груди.

— Что не так с моей работой?

На этот вопрос было слишком много ответов. Я пошла обратно в кухню с мусором.

— Ты не сидишь за столом как обычные люди.

Папа говорил о себе как об историке или иногда как об искателе реликвий. Это звучало круто, пока не понимаешь, что это включало проникновение туда, где тебя не должно быть, например Великие Пирамиды, или разнообразные запрещённые места в Иране.