При пылкой поддержке Рут Джой начала совершать небольшие акты возмездия под маской добродетели.

Первым делом взялась за таблетки. По совету сестры вытряхнула из коричневой бутылочки, спрятанной за упаковкой соды, одну капсулу и осмотрела ее. Затем аккуратно провернула две половинки в противоположные стороны, высыпала в раковину белый порошок и заменила его парой щепоток соды. Соединить вновь две половинки оказалось трудно, но вскоре Джой сообразила, что одну можно чуть сжать и легко ввести внутрь другой. Она проделала то же самое еще с двумя капсулами и вернулась в прачечную. Когда родители приехали домой, девочка развешивала мокрые полотенца на заднем дворе. В последующие несколько недель она при каждой возможности заменяла порошок в одной-двух капсулах. Могла даже отличить поддельные – по крошечной предательской вмятине на сжатой половинке.

У Рут имелось еще много идей, но сестры сошлись на том, что сперва Джой надо довести до совершенства собственный образ. Медленно и постепенно, чтобы не возбуждать подозрений, она становилась все более набожной, скромной и послушной христианкой. Если не молилась горячо в пределах отцовской слышимости (о Венди и всех язычниках Африки), не благодарила Бога от всего сердца, не пела воодушевленно – хотя не слишком громко – в Церкви, то повиновалась каждому слову отца. В том числе читала и перечитывала Библию, заучивала из нее стихи и произносила их одними губами вместе с Преподобным Брейтуэйтом (Джой даже вернула ему заглавную «П»). Как она и предвидела, ей легко удалось убедить отца в том, что его требования читать исключительно Библию – вкупе с многолетней религиозной обработкой и наказаниями – наконец себя оправдали. Двуличие Джой, по словам Рут, было великолепно.

Ближе к зиме сестры почувствовали, что Джой может без опаски продолжить возню с таблетками. Когда у отца в следующий раз началась мигрень, она радостно подала ему капсулы с вмятинами. Проще простого, как заметила Рут.

Шли месяцы и годы, разматывались, словно изгородь из колючей проволоки. Для Джой не имело значения то, что у нее выросла грудь и начались кровотечения из нечистого родового канала; что ей теперь приходилось регулярно таскать к вонючему мусорному баку омерзительные прокладки, завернутые в газетный лист. Не имело значения то, что дождь и домашние дела не кончались, а любой сторонний наблюдатель назвал бы ее жизнь бесконечной бурой каторгой. Не имело значения то, что школа стала не более чем коротким перерывом между актами возмездия, которые она разрабатывала вместе с Рут, а осуществляла сама. Единственное, что имело значение, это то, что отец был одурачен.