Однако, несмотря на внешнюю набожность и скромность, Джой не удавалось избегать его гнева. Наказания продолжались, рубцы и шрамы росли и уплотнялись, приобретали фиолетово-красный оттенок родимого пятна Рут.

Клумбы выполи и присыпь мульчей, но не вздумай пропустить хоть один сорняк или выдернуть растение, которое разводит мама. Камелии, розы, телопеи, гипсофилы, тюльпаны, маки, гвоздики и хризантемы бережно срежь, уложи в коробки и отнеси в мастерскую, но не вздумай помять хоть один цветок. Летние фрукты собери, вымой, очисть, свари и законсервируй, но не вздумай испортить хоть один кусочек. Яйца принеси, обработай воском на зиму и приготовь отцу на завтрак, но не вздумай уронить хотя бы одно. Ведь парящий Христос знает о каждом нарушенном правиле, и горе тебе, если ты проявишь глупость или беспечность.

Хотя наказания продолжались, каждый новый акт возмездия был на вкус слаще предыдущего – даже слаще темного шоколада с клубнично-сливочной начинкой.

Как-то вечером, промокая истерзанное кровоточащее тело, Джой задумалась. Почему отец не послушал мистера Фелисити и не прекратил ее пороть? Или мистер Фелисити решил хранить молчание? Невозможно, ведь тогда он оказался бы ничем не лучше отца!

Осторожно укладываясь в постель, она размышляла: значит, не только Ларсены скрывают происходящее в их доме, в их жизни. Так делают все. Даже семья Фелисити показывает другим лишь то, что хочет показать. Между тем аннотация на книге, написанной мистером Фелисити, упоминала какие-то «личные трудности автора». Еще был обрывок спора – его невольной свидетельницей Джой стала во время одного из своих воскресных визитов в их дом.

– Он не станет меня слушать ни за что на свете! – долетел сердитый голос миссис Фелисити из-за дверей библиотеки, куда Джой направлялась за книгой.

– Ну а что могу сказать я? Он добрый христианин, Женевьева. Господь его наставит.

– До сих пор Господь не очень-то хорошо справлялся с этой задачей…