Сквозь жуткую, сводящую с ума боль, Сухомлинов всё же сообразил, что действительно кромсает свою ногу не совсем там, где нужно.

Когда ступня, наконец, плюхнулась в лужу всё же натёкшей, несмотря на жгут, крови, жертва уже практически ничего не соображала от мучений – нервная система отчаянно пыталась погасить сознание, дабы избавиться от страданий этого проклятого мира. Но, собрав волю в кулак, мужчина сумел приподняться, и пополз на четвереньках, издавая нечленораздельные всхлипывания, к кровати. Заветная цель всё ближе, рука тянется к холодному металлу лежащего прямо на трупе телохранителя пистолета.

Что произошло в следующий миг, он сначала и не понял. Мелькнула перед глазами молния, и его ошалелый от жутких сцен разум поначалу не воспринял очевидный факт – его правая рука, уже почти дотянувшаяся до оружия, отсечена практически по локоть.

– Мыыаааа!!!

Как только мозг признал потерю конечности, тело накрыло новой головой боли, и мужчина забился на полу, прижимая культю к телу, стараясь хоть так остановить хлещущую кровь. Но, как только в глазах чуть прояснилось, он понял, что это ещё не конец кошмара.

Одурманенная кровью рыжая бестия, с горящими от вожделения глазами, стояла над его сыном. Григорий, весь израненный, рухнул перед ней на колени, в луже собственной крови, меч, выпавший из обессиливших рук, лежал в стороне, а кицунэ уже заносила клинок над беззащитной шеей.

– Хаа!!! – Торжественный, резкий и злой крик убийца точно соотнесла с безжалостным ударом.

Отрубленная голова покатилась по полу, остановившись точно напротив израненного Сухомлинова. Тот зашёлся в диком припадке боли и ужаса, словно раненый зверь, не сводя взгляд со страшной сцены…

На дикий крик в комнату вломились сразу несколько человек. Шеф, словно одержимый, бился на полу. Леденящий душу вопль поднял на ноги уже весь этаж, но даже физически очень развитые телохранители в первые секунды не могли унять старика – тот сражался с просто невероятно силой.

Четверо здоровенных мужиков с трудом скрутили орущее тело, и припечатали его к полу, пока перепуганный врач пытался сделать укол. Примчавшиеся сыновья звали своего отца, но безумие полностью затмило разум, разум, который никак не мог вырваться из плена кошмарной иллюзии: Гриша и Антон были живы и здоровы, пол был девственно чист, а не обезображен потёками крови, никаких отрубленных голов и рук. Только на правой ноге Сухомлинова-старшего был заметен сильный порез, оставленный простой авторучкой. Но его разум ничего этого не замечал…

* * *

Шакко, едва разлепив веки, и, сев на кушетке, отбросив одеяло, поначалу не могла сообразить, что произошло, и почему она вообще оказалась одна на крыше? А когда в памяти молнией мелькнули картины прошлого…