Времени у них было совсем немного. Оккупанты что-то нервничали, торопились.

Андрей Михайлович рассказывал коротко и неотрывно смотрел на жену, ощущая все ту же успокоенность. Но тут открылась дверь, вошли охранники, взяли Зарецкого под руки и увели, оставив Дануту Францевну в камере.

Тот же худой, желтолицый штурмбанфюрер расхаживал по кабинету. Он напоминал голодную рысь, которая помышляет об охоте. И предвкушал наслаждение от охоты.

Немец молча показал на стул, обошел письменный стол и долгую минуту смотрел на спокойное лицо Зарецкого. Сказал без выражения, словно читал готовый текст:

— Вы командовали партизанами, которые истребили наш воздушный десант в горах. Так?

— У вас есть доказательства?

— Я не хочу играть с вами в кошки-мышки. Есть.

Немец подошел к двери, что-то сказал дежурному офицеру. И сел, уткнувшись в бумаги.

Вошел солдат, нет — фельдфебель, вытянулся у двери.

— Вы встречали этого человека? — спросил его комендант. И показал на Зарецкого.

Тот коротко глянул в лицо Андрея Михайловича.

— Так точно! Это Зарецкий. — Фельдфебель мешал русские и немецкие слова. — Он руководил боем с нашим отрядом после приземления в горах. Он лично взял мои документы и оружие, когда меня сбили с ног в рукопашной схватке. Он хотел убить меня, но оставил для допроса. Тогда я убил караульного и сбежал.

…Картина июльского боя у лесной опушки встала перед глазами Зарецкого: два парашютиста набегали на него, он крикнул «Halt!», вот, этот, передний, упал, испугавшись, и отбросил автомат. Второго застрелили. Хлопец из его отряда обыскивал упавшего, в эту минуту позвали Зарецкого по фамилии, и он пошел к сторожке. Сзади раздался стон, он оглянулся. Хлопец падал с ножом в спине, а немец убегал зигзагами в кусты. Зарецкий дважды выстрелил в него, но промахнулся. Потом смотрел бумаги пленного. Там было письмо на имя Митиренко.

Этот самый детина стоял сейчас в трех шагах от него, рыжеватый, «дорогой наш Колюшка», как писали в письме. Предатель…

— Не ошибаетесь, Митиренко? — спросил немец.

— Никак нет! Фамилию назвал другой русский партизан, я запомнил и, как вышел из гор, написал об этом в донесении. Тот самый Зарецкий.

Эсэсовец удовлетворенно вздохнул.

— Что скажете, Зарецкий? Или этого достаточно?

— Вполне. Я руководил тем боем.

— Не являясь офицером Красной Армии? Без мундира.