— Не знаю. Мы отвезем его в больницу.

— О боже, Питер, что нам делать? Если этот сумасшедший тяжело ранил Мартина, я убью его собственными руками!

— Нет, пульс нормальный. Он поправится.

— Ты действительно так думаешь? Или только утешаешь меня?

— Мора, все будет в порядке.

— Он может меня слышать? — спросила Мора.

— Не думаю. Еще рано. Но скоро он придет в себя.

Тем не менее Мора поцеловала мужа в окровавленный лоб:

— Мартин, ты поправишься! Судя по глазам Питера, он не лжет. Я люблю тебя, люблю всем сердцем и готова петь от счастья!

Эммет Макмагон и Питер Келли обменялись взглядами, понимая, что это объяснение в любви не предназначено для их ушей. Дело было слишком личное, и упоминать о нем не следовало.

Ночь выдалась длинная. Шин О’Коннор раздобыл для дрожавшего бродяги сухую одежду и даже дал ему чаю, хотя и неохотно. Он видел кровь на полу кухни Макмагонов и ждал звонка из больницы о самочувствии Мартина.

Бродяга был явно не в себе и нес какую-то чушь о своей сестре. Мол, сестра хочет знать, где он и что с ним случилось. Он очень торопился и, не успев закончить одну бессвязную фразу, начинал другую. «Его нужно отправить в психушку, — думал Шин О’Коннор. — Наверное, оттуда он и удрал». Уходя из камеры, он заметил, что арестованный съежился на койке и бормочет какие-то имена. Но эти имена сержанту ничего не говорили.

Когда Питер Келли вернулся из больницы, Лилиан еще не ложилась.

— Все в порядке, — с порога заверил он. — Все в порядке. Он пришел в себя. Сейчас проверяют, нет ли у него сотрясения мозга. Рентген уже сделали. Нет, он быстро поправится.

Лилиан шумно вздохнула.

— А Мора?

— Настояла на том, что останется в больнице. Привезла с собой Эммета. Им нашли койки.

— Это необходимо?

— Ей так хотелось, — ответил Питер и налил себе бренди.