– Мне просто нужно время, – говорит Табби. – Мой издатель хочет получить черновик к концу следующего месяца. Я думаю, что успею закончить к этому времени, но я не представляю, что было бы, если бы я еще и в колледж поступила. И еще мне нужно разобраться со всякими публичными делами. Плюс через несколько недель ко мне прилетают люди из Лос-Анджелеса по поводу фильма. Я постоянно говорю себе, что колледж никуда не денется.

Я киваю и пытаюсь понять, зачем ей все это. Такое ощущение, что после всего случившегося Табби разделилась на две абсолютно разные версии себя. Я знала девушку, которая ходила, как зомби, на протяжении многих дней после смерти Марка, девушку, которая кричала, когда ее арестовывали, плакала, когда я навещала ее в тюрьме. «Я его не убивала». Теперь же Табби намного жестче, как будто бы вокруг ее мягкой плоти образовался панцирь. Чтобы ее обидеть, нужно подобрать особо острые слова, иначе Табби может вообще ничего не услышать.

– Наверное, нам нужно с этим попрощаться, – говорит Табби, поднимая вверх что-то оранжевое, и из меня выбивает дыхание, когда я понимаю, что это такое. Толстовка Марка. Та принстонская толстовка, в которой я ходила в клинику. Табби ни разу не просила ее вернуть.

– Мне она не нужна, – говорю я. – Мне не нужно еще одно напоминание о… том, что было.

Табби раскладывает толстовку на кровати, складывая рукава таким образом, что получается человечек, который пытается сказать нам «стоп».

– И мне. Мне тоже не нужно еще одно напоминание.

Я не знаю, говорит ли она о моем аборте, о слухах, о смерти Марка, об ее отношениях с ним или же обо всем этом, вместе взятом. Несмотря на жару – наш кондиционер опять сломался, а папа только обещает его починить, – мои руки покрываются мурашками, когда Табби притягивает меня к себе, чтобы обнять.

– Я буду скучать по тебе, – говорит она, крепко сжимая меня в объятиях. Ее руки похожи на стальные тросы, обвившиеся вокруг меня. – Иногда мне кажется, что ты единственный человек, который знает, какая я на самом деле.

– Я буду слать тебе фотки в «Снепчате» каждый день, – говорю я. – Буду фоткать дерьмовую столовскую еду и комнату в общежитии.

У Табби теперь новый номер телефона, потому что со старым ее телефон разрывался от звонков и сообщений.

– Помни, ты обещала, – говорит она. – Но мы не так уж и далеко в любом случае. Я, скорее всего, буду почти каждые выходные к тебе приезжать. Ты от меня так просто не отвяжешься.

– Я и не хочу отвязываться.

Мне повезло, что у меня есть Табби. Нам повезло, что мы есть друг у друга. Мне повезло, что мои секреты не всплыли на поверхность и не разрушили фундамент, на котором мы можем продолжать строить наши отношения.