– Да, – хриплым голосом отвечаю я. – Но эсэмэски – это была ее идея. Я пошла у нее на поводу. И да, это я закрылась с Кевином в туалете. Но я не убивала Флору.
Поппи бросает мой телефон и хлопает в ладоши так громко, что я подпрыгиваю.
– Наконец-то, черт бы тебя побрал! Честный ответ! Тебе теперь должно полегчать. Такой камень с души! Молодчина.
Нож наполовину выглядывает из-под ее юбки-солнца. Она переводит взгляд на Салли.
– Значит, ты была в другом месте.
– Ну да, – говорит Салли. – С парнем. Не помню его имени.
– Тут есть любопытная деталь, – говорит Поппи. – На телефоне Кевина не было ничьих отпечатков, кроме его собственных, хотя вы обе признаете, что держали его в руках. Значит, тот, кто положил телефон на место, – она бросает на Салли пронизывающий взгляд, – предусмотрительно его вытер. Не всякий бы додумался это сделать. Только человек, который знал, что за эсэмэсками последует нечто гораздо более страшное…
Я жду, что сейчас Салли попытается сделать то, что умеет лучше всех на свете, – заговорить Поппи зубы.
– Это Амб отправила эсэмэски, – говорит она почти шепотом. – Это она подала твоей сестре мысль убить себя.
– Да, – Поппи берется за нож. – Подала. Но убила Флору именно ты.
Она пересекает комнату так стремительно, что я даже среагировать не успеваю. Салли не издает ни звука, когда нож входит в ее плоть, но я вскрикиваю, когда острие еще на подлете. Лицо у Салли обмякает, глаза стекленеют. А потом появляется кровь. Она струится между бусинами на корсаже, петляет по хитрому лабиринту вышивки. Салли смотрит на красную отметину. Красную, как уэслианский герб.
– Как по мне, актрисы вы обе никудышные, – тихо говорит Поппи. – Успех вам по-любому не светил.
Нож ходит ходуном в ее руке. Сейчас она и мне нанесет такой же удар. Но Поппи вытирает рукоятку о свое платье и протягивает нож мне. Я его беру.
И тут она начинает кричать.
Я в жизни не слышала такого оглушительного вопля – он будет звенеть у меня в ушах всю оставшуюся жизнь. Я не в силах оторвать взгляд от ножа. Салли падает на колени. Я бухаюсь вслед за ней и, выпустив нож, зажимаю руками кровавое пятно на ее платье.
– Надо остановить кровь, – бормочу я или, по крайней мере, пытаюсь что-то такое выговорить, но получается лишь невнятное мычание.
Кожа у Салли сереет. Она открывает рот, но ни звука не издает. А потом припадает ко мне.
– Она это заслужила. – Салли издает смешок – жуткое бульканье. – Мы… одного поля…
Мы – это она и я или она и Флора?
– Нет, не одного, – шепчу я. Впервые в жизни я ей возражаю, но она этого уже не слышит. Моя слеза падает ей на щеку.