– Люди только говорят, что готовы отпустить прошлое, но на деле этого не хотят, – продолжала Гейтс. – Во всяком случае, большинство из них. Когда у меня умер отец, матери потребовался год, чтобы перезаписать его голос на автоответчике. Меня и моих братьев это сводило с ума, но таким образом она его удерживала.
– И что же в итоге заставило ее стереть голос мужа?
– Кассета сломалась. – Гейтс отмахнулась от воспоминаний. – Мне кажется, вы вообразили, будто Иден исчезнет, стоит нам упрятать Махуна за решетку. И оттягиваете этот день, пытаясь что-то предпринять.
– Он говорит, что до сих пор слышит голос дочери.
– Полагаю, этот человек слышит уйму вещей, – печально отозвалась Гейтс.
Даниэль кивнула. Естественно, детектив была права.
– Отправляйтесь домой и поспите. А потом займитесь подготовкой к похоронам дочери, поскольку совсем скоро мы ее вам отдадим.
Патрик
Оба молчали, пока не оказались в фойе.
– Вы совершаете ошибку, – заговорил наконец Патрик.
– Я хочу сказать вам две вещи, – отозвался Прокопио, напуская на себя рассудительный вид. – Во-первых, настоятельно рекомендую держаться подальше от Даниэль Перри. Все происходящее терзает ее, а вы ей отнюдь не помогаете.
Патрик начал было возражать, однако детектив поднял руку.
– Пункт два уже обязательный. Не вздумайте еще раз приближаться к дому Пэрришей. Вернетесь туда – и говорить будем уже по-другому. Вы меня поняли?
Патрик не ответил. Прокопио продолжал пристально смотреть на него. Несмотря на гражданскую одежду и повышение, это был все тот же громила, что и тогда, с Габи.
– Мы будем стоять здесь, пока вы не скажете, что поняли меня.
– Я понял вас.
Детектив скорчил рожу, уже и не пытаясь скрывать презрение.
– Вы, случайно, никуда не опаздываете?