– Прощай, Ник Караччи.

82. Вики

82. Вики

Он выпучивает глаза, когда я нажимаю на спусковой крючок. Голова отдергивается назад, и затылок кровавыми брызгами улетает в стену. Левая рука безвольно шлепается мне на ногу.

Я перевожу дух. С минуту не двигаюсь. Потом осторожно сползаю с него, держа пистолет обеими руками дулом вверх. Встав на ноги, делаю несколько шагов назад и внимательно оглядываю себя. Нет, брызг не видно. Может, что-нибудь микроскопическое и есть, но невооруженным глазом не разглядеть. Короче, я не выгляжу как человек, только что совершивший убийство.

Одной рукой в перчатке я берусь за ствол «Глока», другой отвинчиваю глушитель. Вообще я предпочла бы обойтись без него, но ничего не поделаешь – кругом соседи, нельзя, чтобы они слышали выстрел.

Глушитель кладу в карман. Заберу с собой. Теперь еще вот что.

Пистолет, конечно, мог выпасть из его руки, но, если верить моему дружку, бывшему копу Рэмбо, такое редко случается. Обычно наоборот, пальцы продолжают сжимать рукоятку, а указательный так и лежит на спусковом крючке, когда рука самоубийцы падает ему на колени или рядом.

Поэтому я вкладываю пистолет ему в левую руку. Но рисковать, пристраивая палец на спусковой крючок, не хочу – и так уже выпустила на одну пулю больше, чем нужно. Третья мне ни к чему.

Надеюсь, тех двух раз, когда он коснулся пистолета – первого, когда ударом ладони отвел дуло в сторону, и второго, когда схватился за глушитель, – хватит, чтобы на его коже остались следы пороха. Возможно, но маловероятно. Да и порох, когда пользуешься глушителем, остается в основном в нем.

Я достаю из кармана пузырек с валиумом. Беру правую ладонь Ника и прижимаю к пузырьку его пальцы. Потом кладу пузырек рядом с ним так, чтобы таблетки просыпались на пол.

Ну ладно, дело сделано, и сделано неплохо. Хотя и не превосходно. Дура я все-таки. Надо было стрелять сразу. Так нет же, мне надо было покрасоваться, показать, что я знаю его имя, в курсе его планов… От добра добра искала.

Вот и получила по заслугам – пулю в угол комнаты.

И я снова вздыхаю. Теперь уже ничего не исправишь. Не выковыривать же эту пулю, в самом деле. Мне и так здесь ничего трогать нельзя. Стакан из-под бурбона, который я наливала себе, давно уже вымыт, высушен и стоит на полке. И другой стакан, из которого бурбон пил он, тоже стоит там, сухой и чистый, без малейшего следа таблеток, которые я в нем растворила.

Бутылка с бурбоном, «Бэзил Хейден», стоит на столе перед Ником.

Я бросаю на него последний взгляд. Его глаза открыты, смотрят в потолок. Прощение себе вымаливаешь, Ник?