Наверно, Арт слишком часто появлялся у своего дома в моей машине, потому что Роуз начала о чем-то подозревать. Он объяснил, что мы просто хорошие друзья, поэтому, чтобы сбить Роуз с толку, мы начали время от времени брать ее с собой.
Думаю, к тому времени она была готова принять практически любое объяснение, потому что он настроился резко против нее. Как он с ней разговаривал! Роуз обычно говорила невнятно, бормотала, едва открывая рот, и Арт частенько рявкал на нее:
– Роуз, говори громче, чтобы я мог тебя слышать. Не жуй кашу! Или вообще молчи!
Иногда он заходил слишком далеко. Однажды при мне обратился к ней так:
– Роуз, мы с моей подругой Кларой отправляемся погулять, но тебе с нами нельзя.
– Нет, Арт, – вмешалась я, – так не пойдет. Мы друзья, я и Роуз.
Я отвела ее в сторонку и сказала:
– Вот что, Роуз. Я хочу, чтобы ты была уже одета, когда я приеду за ним, потому что ты поедешь со мной!
Иногда мы брали Роуз на рыбалку. Спускались в ущелье Дженеси, самое красивое место, какое только можно найти в округе Клей, и прямо в центре большого города. Роуз почти ничего не говорила, только вжималась в угол сиденья так глубоко, что ее почти не было видно. Она всегда замерзала. Не разговаривала, вообще ничего не делала, только сидела, насупившись. Но она никогда не выдвигала никаких обвинений – ни в мой адрес, ни в адрес Арта, потому что, если б она только прыгнула на меня, я бы прыгнула на нее, и тогда б мы посмотрели, кто прыгает выше. Когда дерутся две стервы, парень достается той, кто вздует другую. К счастью для нее, до этого никогда не доходило.
Арт хотел бросить ее, но не мог, потому что он ведь был отпущен под ее опеку. Во всяком случае, так он мне сказал. А еще сказал, что она для него раньше была просто кем-то, кому можно было писать из тюрьмы, но теперь она его связывала. Иногда она даже не разговаривала с ним, и тогда он, расстроенный, приходил ко мне домой. Он терпеть не мог одиночество. Мужчины любят внимание. Он проводил здесь час или два, потом вдруг вскакивал с моего дивана и говорил:
– О боже, она вернется домой раньше, чем я приготовлю ужин.
– Пусть
А он уже выскакивал за дверь. В каком-то смысле Арт ее боялся. Всегда говорил, что надо продержаться до апреля 1990 года, когда закончится его условно-досрочное освобождение, и мы с ним навсегда отправимся на юг. Куда? Да куда угодно. Где колеса остановятся. Может, в округе Клей, а может, где-то еще.
К тому времени я уже представляла в общих чертах, что произошло давным-давно в Уотертауне. Слух пустили рабочие в «Бронья», однажды кто-то из моих сыновей пришел домой и сказал: