Несколько дней спустя я попал на встречу между Линдом Джонстоном, главой уголовного розыска, и заместителем шефа Рикардом. Я сказал:
– Вся эта работа с мелочами – чушь собачья. У нас ничего не получается. Давайте попробуем что-нибудь другое.
В этом не было ничего такого, чего бы я не говорил раз десять раньше.
Рикард смотрит на меня и говорит:
– Почему бы тебе не достать костюм из нафталина? Потому что следующие три или четыре недели ты будешь носить сразу две шляпы.
Оказалось, Томми Джонсу пришлось уехать во Флориду по семейным делам, а мне передали еще и отдел по насильственным преступлениям.
Меня это сильно пошатнуло. Никаких амбиций в этом направлении у меня не было, ни на что подобное я не рассчитывал. Мне такое решение казалось нелогичным. С другой стороны, а
В общем, я немного поразмыслил и решился. Думаю, ну, теперь-то я кое-что поменяю. Главное – делать все осторожно и смотреть под ноги, чтобы не наступить кому-нибудь на больную мозоль.
В то утро, когда Томми ушел, я собрал основные материалы, накопившиеся в отделе криминалистики, и передал их следователям по насильственным преступлениям. Потом созвал совещание сотрудников и сказал:
– Никто из отдела по борьбе с насильственными преступлениями не будет вести никакого наблюдения. Это работа оперативников. Ваше дело – отработка версий. По каждой зацепке – ежедневный отчет мне на стол.
Я подумал, что это их займет и у них не будет времени вмешиваться в наблюдение.
Не прошло и нескольких дней, как один из детективов пришел ко мне с жалобой.
– Все эти дерьмовые зацепки никогда не дадут нам имени убийцы.
– Если у тебя нет идеи получше, иди и займись делом, – ответил я.
Шеф мои решения одобрил. Он был уверен, что мы поймаем убийцу. Эрлахер так и сказал одному мудиле из газеты: «Мы его возьмем!» Мы все чувствовали то же самое. Это могло случиться в любой день – или в любую ночь. Сукин сын должен был выехать на своем сером фургоне или голубом «Шеветте», чтобы сделать свое дело, мы были готовы и ждали.
Конечно, нам бы помогло, если бы мы знали, что он сидит за рулем моей старой полицейской машины без опознавательных знаков.