Представляете, он попросил меня навестить его родителей в Уотертауне. Я не хотела видеть его маму. Если бы Арт был моим мальчиком, я бы стояла на коленях перед ним. У него есть право иметь маму. Это ведь ее сын!

Когда мой мальчик сидел в тюрьме, я отправляла ему посылки, письма, сигареты, шоколадные батончики, фрукты, орехи. Каждые две недели, когда мне платили, я готовила ему большую коробку. Я сказала, что, может быть, он и в тюрьме, но он все равно мой сын, я привела его в этот мир. Некоторые так не думают.

Эти люди в Уотертауне еще более чокнутые, чем куча чертовых говнюков. Там есть такие, которых я хотела бы схватить за волосы и вмазать головой в стену!

Арт позвонил и показался мне таким расстроенным, что я едва могла говорить в ответ. Охранник сказал ему, что у его мамы случился сердечный приступ. Случилось это так. Рочестерские газеты собирались написать о нем несколько статей, и какой-то репортер отправился в Ричмонд, штат Вирджиния, чтобы взять интервью у его сестры Донны. Когда мать узнала, что они что-то вынюхивают, то слегла от сердечного приступа.

Арт по телефону плакал не переставая и все время повторял: «Молись за меня, девочка. Ох, пожалуйста, помолись за меня». Он сказал, что, если с его мамой что-нибудь случится, он покончит с собой в ту же ночь. Я умоляла его не делать этого. Сказала, что попытаюсь выяснить, как у нее дела, и он дал мне ее номер телефона.

Я позвонила и сказала:

– Мисс Шоукросс, это Клара Нил. Из Рочестера. Слышала, вы неважно себя чувствуете.

Она очень разволновалась и сказала:

– Я не знаю, кто вы такая. Кто вы?

– Подруга Арта. Клара. Он только что позвонил мне.

Она говорит:

– Нет, ты никакая не подруга! Нет, нет, нет, нет, нет! Он не мог тебе позвонить. Ему нельзя звонить из тюрьмы.

И повесила трубку. Я написала ей большое письмо, спросила, что ты за чертова мать такая? Разве Арт не твой сын? Неужели у тебя нет ни капли сочувствия к себе, даже если ты не испытываешь сочувствия к нему?

Она не ответила. Его родители не желали переписываться ни с кем, кто пытался помочь их сыну.

Что ж, Арт не убил себя. Вместо этого он написал мне стихотворение. Послушайте: «Холод тоски леденит мое сердце, лишая покоя. Осколки разбитой любви рвут усталую душу на части. Горечи ветры суровые дуют, и плачут, и воют…»[25]

Остальное я читать не буду. Слишком глубоко, заставляет плакать.

Отправив стихотворение, он позвонил и приказал мне сжечь его письма. А потом все, больше ничего не писал, как отрезало. Вот так вот просто. Слышала, что это вроде как сделали по распоряжению его адвокатов, но я-то знала. Это снова была Роуз.