– Я знаю, – наконец выдыхает она.

В этом выдохе я слышу смирение, которое возвращает меня во времена нашего детства. Мы плещемся в озере, наш смех эхом разносится в воздухе. Горечь от осознания того, кем я стала, разъедает все то, чем я так дорожу.

– Ты так сильно хочешь причинить мне боль, да? – спрашивает она чересчур спокойно.

Нет. Я не хочу причинять тебе боль.

– Что, по-твоему, я сделала с ножом, Марлоу?

Она не отвечает на вопрос. Она ведет свою игру. Игру Марлоу.

Однако в ее голосе слышится дрожь.

– Я хотела посмотреть, что ты сделаешь. Защитишь ли меня, как я защитила тебя, Айла. – Ее голос срывается на моем имени.

Я не ведусь на уловку и продолжаю:

– Думаешь, я от него избавилась? Бросила в водопад? С глаз долой – из сердца вон?

Она не отвечает. Я терпеливо жду. Теперь мне принадлежит все время в мире. В мире, где не осталось больше ничего.

Я хочу, чтобы ты страдала. Чтобы сомнения разъедали тебя до тех пор, пока целиком не поглотят твой разум.

– Или… возможно, я его сохранила. Сохранила, чтобы показать всем, кто ты для меня на самом деле, Марлоу.

– И кто же? Кто я для тебя, Айла? – спрашивает она с деланым безразличием.

Я трогаю рыцаря пальцем и лучезарно улыбаюсь – последняя вспышка света, что еще во мне оставался. Я погасла.

Я – мертвая сестра Марлоу Фин.

Телефон скользит по щеке, когда я отвожу от уха трубку.

– Ох, Марлоу… – нараспев выдыхаю я. На другом конце линии неразборчивые звуки. Я чувствую ее отчаяние, ее потребность услышать ответ. – Неопределенность – ужасная вещь.