* * *

По дороге Меццанотте позвонил Фариду – предупредить, что приедет еще кое с кем и чтобы тот приготовил для него «его особое место». Он заметил, что Лаура пристально наблюдает за ним. Ему было интересно, понравится ли ей там. В некотором смысле это можно рассматривать как своего рода тест. Аличе, мягко говоря, не была большой поклонницей заведения Фарида – и все закончилось печально…

Слушая рассказ Лауры о том, что произошло в пансионе «Клара», Рикардо не знал, что потрясло его больше – ее безрассудство или мужество. Он уже начал думать, что сильно ошибался, считая ее избалованным богатым ребенком. Вернее, может быть, им она тоже была, но в ней скрывалось куда большее. Первое, что поразило его в ней, была ее манящая красота, усиленная тем фактом, что Лаура, казалось, не осознавала ее в полной мере, не выпячивала ее и не пользовалась ею. Но за этим стройным, гибким телом, за нежным совершенством ее лица, за сиянием ее зеленых глаз скрывалось нечто большее. Эта девушка оказалась такой твердой и в то же время безрассудной, как мало кто другой.

Рикардо предложил ей поужинать вместе, не задумываясь, потворствуя внезапному порыву. «Какого черта ты делаешь? – сказал он себе сразу после этого. – Вы с Аличе только что расстались». Если б, рассудил он, Лаура отказалась, это было бы понятно – но если она согласится, можно будет просто поговорить. Когда она неожиданно сказала «да», Меццанотте сразу вспомнил о пиццерии Фарида в нескольких кварталах от его дома. Он обнаружил ее вскоре после того, как поселился на Виа Падова, очень быстро став завсегдатаем этого места. На первый взгляд это был крошечный неприметный бар, но он был оборудован дровяной печью, и египтянин, прошедший стажировку в переулках Квартьери Спаньоли[26], готовил лучшие неаполитанские пиццы из всех, что делались в Милане. В помещении, где в основном пекли пиццу навынос, было место только для пары столиков и нескольких табуретов перед узкой лавкой, проходившей вдоль стены. Меццанотте тоже обычно брал пиццу домой, но если вечер был хороший, он иногда пользовался «специальным местом», предоставляемым Фаридом нескольким особым клиентам, в ряды которых он попал после того, как помог ему решить проблему с видом на жительство; тогда Меццанотте еще работал в полицейском управлении.

Лишь заметив их приближение, египтянин отложил длинную деревянную лопату и пошел им навстречу. Он тепло обнял Меццанотте, пожал руку представившейся Лауре, а затем пробрался в заднюю часть зала. Когда они проходили через комнату без окон, используемую в качестве кладовой, Лаура бросила на Рикардо вопросительный взгляд, но в нем было не раздражение, а любопытство. Скрипучая дверь открывалась в маленький обшарпанный дворик, где в одном из углов цветущая глициния карабкалась по развалинам сарая, создавая пышную естественную беседку. Фарид украсил ее, развесив среди ветвей рождественские гирлянды, и поставил под ним стол, который в этот раз был накрыт на двоих, со свечой посередине.