Мы с Зорой рассказывали друг другу о работе в больницах, где перевязывали раненым головы, руки и ноги, расчищали места для новоприбывших, помогали в родильном отделении и зорко следили за расходом седативов. Из окон административного помещения на третьем этаже госпиталя были видны бесконечные грузовики, приезжавшие из тех районов, что подверглись особенно жестоким бомбардировкам, и куски брезента, расстеленные на каменных плитах двора. На них раскладывали части тел погибших. Эти куски казались нам иными, чем те, какие мы не раз видели в анатомичке. Там они были чистыми, как бы все еще связанными с другими частями родного тела или с теми функциями, которые придавали им определенный смысл. Здесь этот смысл исчезал напрочь. Останки лежали страшноватыми красными комками, обугленными по краям, или даже целыми грудами. С трудом можно было догадаться, какому телу некогда принадлежали эти ноги, руки, головы. Их собирали в канавах, на деревьях, среди зданий, превратившихся в развалины, где людей силой взрыва разносило порой на куски, в надежде как-то идентифицировать погибших. По-моему, практически невозможно было понять, чьи это ошметки, а еще труднее — ассоциировать их с каким-то конкретным человеком, с чьим-то лицом, дорогим для кого-то.

Однажды я пришла домой и обнаружила, что дед стоит в холле, уже надев шляпу и пальто с большими пуговицами. Я вошла как раз в тот момент, когда он аккуратно завязывал пояс и засовывал во внутренний карман «Книгу джунглей». У двери на скамеечке для ног уже сидела и ждала наша собака, и он разговаривал с ней тем самым своим особенным голосом. Пес был полностью готов к выходу на улицу: в ошейнике и с поводком.

Я поцеловала деда и спросила:

— Куда это вы собрались?

— Мы ждали тебя, — ответил он и за себя, и за собаку. — Сегодня мы пойдем вместе с тобой.

В тот ясный осенний вечер мы с ним в последний раз вместе отправились в цитадель и весь путь проделали пешком. Сперва мы шли по нашей улице до бульвара Революции, потом двинулись прямо по булыжной мостовой вдоль трамвайных путей. Трамваи проезжали мимо нас, тихие, спокойные, старые и такие же пустые, как сама эта улица, а рельсы казались особенно скользкими после дождя, прошедшего днем. Нам навстречу вдоль бульвара дул несильный, но холодный ветерок, ворошивший опавшую листву и брошенные газеты, швыряя их нам под ноги и в морду нашему псу, который бежал между нами, высунув язык и семеня своими короткими толстенькими лапками. Я надела на него оранжевый ошейник в честь тигра, а свою полосатую бейсболку предложила деду.