Именно здесь более шестидесяти лет назад Марко стал свидетелем гибели деревенского аптекаря. Он специально привел меня на околицу деревни, чтобы показать это место. Парович постучал по стволу дерева своей тростью, отступил от него на несколько шагов и молча указал на могучие ветви, чтобы я поняла, представила себе, как действовал здесь палач, зеленоглазый парень из соседней деревушки, расположенной чуть южнее Галины. Оккупанты, неторопливо продвигавшиеся по горным долинам, попросили — нет, силой его никто не заставлял! — этого молодого человека исполнять приговоры в тех селениях, куда они будут заходить. Казни подвергали главарей сопротивления и прочих подстрекателей, но иногда и самых обычных людей, просто оставшихся верными своим принципам, а значит — репрессируемых нынешним законом. Этим преследованиям снова подвергся и аптекарь, хотя все понимали, только вслух об этом не говорили, что именно он спас деревню от жены тигра, стал причиной ее смерти.
Аптекарь — этот достойный, но очень уж безобразный человек, как говорил Марко Парович, проводя рукой по своему лицу, — стоял на каменной ограде возле кукурузного поля с петлей на шее и думал: «Почему они меня просто не пристрелили?» Он еще надеялся, что они все-таки так и поступят. По словам Марко, в деревню тогда явился отряд человек в шестьдесят. Немцы назначили двенадцать исполнителей казни, которые так и не явились на повешение. Они по-прежнему торчали в таверне, пили и курили, стряхивая пепел в грязные лужицы подтаявшего снега возле их сапог. Повесить человека согласились другие — те, чей язык Марко Парович отлично понимал, чья ненависть была так хорошо знакома аптекарю. Эти люди согнали к месту казни всю деревню — смотреть, как аптекарь будет извиваться в петле на манер зверя, угодившего в силки. Это был еще один из первых многочисленных и совершенно бессмысленных примеров наказания непокорных.
Марко не помнит, присутствовал ли при этом мой дед, но, скорее всего, он там был. Мальчик стоял вместе со всеми в толпе, широко раскрыв глаза, утратив последнюю надежду и чувствуя себя жертвой предательства, о котором уже успел догадаться. Он не произнес почти ни слова с тех пор, как утром, после его последнего визита в дом мясника, жену тигра нашли мертвой на крыльце. Весь тот день дед проплакал, а когда стал искать помощи, оправдания своего невольного греха, увидел перед собой лицо Мамы Веры, доброе, но строгое.
Она сказала ему:
— Что ж, сделанного не воротишь, а остальное предоставь Господу.
После войны Мама Вера поклялась ему в том, что никогда никому ничего не расскажет и всегда будет с ним рядом. Это очень поддерживало его в жизни. После войны они уехали из деревни и начали новую жизнь. В то лето, когда Мама Вера умерла, мой дед уже успел стать врачом, как и хотел.