Сначала мы боимся природы, потом людей, потом себя. И вся фишка в том, что в какой-то момент это поворачивается в обратную сторону: мы принимаем себя и боимся людей, потом принимаем людей, и нам остается только бояться природы, которая скоро заберет обратно нашу жизнь.

Сначала мы боимся природы, потом людей, потом себя. И вся фишка в том, что в какой-то момент это поворачивается в обратную сторону: мы принимаем себя и боимся людей, потом принимаем людей, и нам остается только бояться природы, которая скоро заберет обратно нашу жизнь.

А потом было так: перрон, вагон, туалет, щеколда, стук, тишина, стук, тишина, тишина, остановка, бег, Трир. Я пересек границу Люксембурга и Германии на поезде, скрывшись от контролеров в уборной вагона второго класса. От Трира мне нужно было только одно: автовокзал. Заполучив желанный билет, я сел в том же месте на асфальт. Утро было туманным, пустым, намаявшимся, словно мое тело. Через час долгожданная коробка для пассажиров вырулила из-за угла, встретив меня раскрытой дверью. Я шмыгнул в автобус, размяк на трех задних сиденьях и, лишь колеса закрутились по немецкому автобану, провалился в сон. Сквозь закрытые глаза пролетали надписи: Кельн, Дортмунд, Билефельд, Ганновер, Магдебург. Вся Германия мелькнула во сне, и через двенадцать часов я, сам тому не веря, оказался в Берлине.

Саша Калинин жил в районе зоопарка, а я ехал в автобусе. Наши взоры никогда не должны были пересечься в этом большом и шумном городе, но что-то пошло не так. Увидев мою кислую рожу по ту сторону окна, Саша стал размахивать автобусу руками, требуя немедленной остановки. Еле успев схватить свои манатки, я вылетел в густой вечер Берлина.

ПРАВИЛО ПУТЕШЕСТВЕННИКА № 4: где бы, когда бы и с кем бы ты ни был, вкусно пожрать — это святое!

ПРАВИЛО ПУТЕШЕСТВЕННИКА № 4: где бы, когда бы и с кем бы ты ни был, вкусно пожрать — это святое!

Санек был статным парнем, знающим свое дело. В арсенале его выверенных точных действий не имелось ни одного лишнего, и он действовал исправнее любых немецких часов. Поэтому, как только мы оказались в общежитии технического университета, в котором он обитал, немедленно откупорили бутылку старинного португальского вина. В соседней комнате проживали трое студентов из Сирии, по слухам, весьма веселые, и мы направились к ним.

Сирийцы оказались самыми душевными ребятами во всем Берлине — без шуток. Они выглядели, как настоящие Хагриды, и были открыты ко всему новому. Казалось, втроем они заполняли почти все пространство комнаты, и мне с трудом удалось втиснуться в него.