Авторитет Нансена и его репутация в Англии были таковы, что это письмо действительно успокоило общественное мнение или как минимум смягчило газетные комментарии, которые могли (более или менее) его выражать. Сама «Таймс» (в те дни, когда у нее была власть над миром) заявила, что «нет нужды защищать норвежского исследователя от обвинений в нечестном вторжении».

В Норвегии тоже чувствовалось скрытое неодобрение Амундсена. Частично это было связано со страхом британской реакции, о которой предупреждал Вогт. Финансовая беспечность Амундсена также могла сыграть свою роль. Когда ему было отказано в платеже по векселю, который он выписал за дизельный двигатель, юрист производителя отметил, что

денег нам не поступило, а капитан Амундсен не оставил в Норвегии никаких активов, которые можно было бы арестовать… Однако обстоятельства могут измениться, если ему повезет в экспедиции.

Леон Амундсен направил свои извинения Дону Педро:

Когда мой брат получил Ваше великодушное предложение накануне своего отплытия из Норвегии, он не предполагал, что будет вынужден воспользоваться им до такой степени. Он был уверен, что его сторонники и народ Норвегии одобрят его решение отправиться на юг, коль причины этого поступка так весомы и благородны… и был убежден в том, что сможет положиться на их поддержку в своем путешествии. Веру в это он пытается сохранить и поныне, но не знает того, что знаю я: действия моего брата осуждают почти повсеместно… Этот факт в величайшей степени уязвит его честь и посеет горечь в его мыслях, когда он узнает об этом.

21 апреля солнце зашло над Фрамхеймом, чтобы не появляться в течение следующих четырех месяцев. Всех беспокоил один вопрос – удастся ли за это время завершить необходимые приготовления к походу на полюс. С 18 апреля Амундсен ввел новый рабочий режим.