Людке Мичуриной было уже за сорок, но никто не думал называть ее по имени-отчеству, Людка - и все. По традиции, сложившейся в рабочих поселках средней полосы России, жители звали друг друга незамысловато - Надька, Валька, Нинка, вне зависимости от возраста - и в пять лет и в пятьдесят. Поселок Иваньково, где родилась и всю жизнь прожила Людка, не являлся исключением. Для непривычного уха звучало грубовато, но по-другому не получалось.

  Правда, имелось несколько исключений - по заслугам и полу.

  Среди женщин в первую очередь особо отличали учителей местной средней школы номер сорок четыре - старых, из советской еще когорты преподавательниц, тех самых "строгих, но справедливых". Они вырастили и выучили не одно поколение поселковских, жили здесь же и отличались безупречным поведением.

  Их считали немножко лучше других и называли по имени-отчеству: Анисья Абрамовна, Мария Григорьевна, Нина Александровна, но на "ты". Судьба была к ним не менее жестока, чем к остальным. У одной муж как-то в подпитии попал под автобус, сын пошел по его стопам. У другой муж был директор школы, но скончался раньше времени - от военных ран. У третьей муж не скончался и не пил, но гулял безбожно, от чего она потом сошла с ума и ходила по поселку растрепанная.

  Отработав по двадцать пять лет на одном месте, они в течении пары лет одна за одной дружно ушли на пенсию по выслуге. Новых, молодых, пришедших на их место "училок" не уважали, звали, как всех - по-панибратски.

  Пенсионерок из "простых смертных" называли по отчеству - Кузьминична или Петровна, если они вели трудовой образ жизни и не были замечены в дружбе с зеленым змием. С теми же, кто и в солидном возрасте соблюдал извечную русскую традицию поднимать настроение выпивкой, не церемонились.

  - Анька Тякунова вчерась шла, шатамшись, и упадла, - сообщалось в разговоре на лавочке. Именно "упадла", как бы соединив два смысла в одном слове. - Откуда только деньги на самогонку берет? Когда тверезая, все плачется - пенсии на еду не хватает.