— Это принесли мне здешние жители.

— Здесь кто-то живет? — Вопрос мой не был случайным. Я не ви­дел ни одного селения с тех пор, как покинул столицу, и, за исключе­нием палаток, не заметил людского жилья.

— Обитатели холмов, — отвечал он и тронул пальцем поблекшую синюю насечку на щеке — знак родовой принадлежности. — Когда-то я был одним из них.

Эмрис Британии своими руками преломил хлеб и протянул поло­вину мне.

— Бери, ешь. Вкуснее нигде не сыщешь.

Хлеб Подземных жителей! Конечно, я наслушался историй про банши, как же иначе, ведь я вырос в северных холмах. Однако я ни­когда не видел этих загадочных человечков и даже не слышал, чтобы кто-нибудь их встречал. Легче, наверное, увидеть существо из Иного Мира. Многие разумные люди вообще в них не верят.

Я смотрел на плотную черную краюху. Да, это и впрямь был хлеб, но пах он фенхелем и другими неизвестными мне травами.

— Ешь, малыш! — сказал мне Эмрис. — Не будешь есть, не смо­жешь работать, а работы у меня для тебя много.

Я поднес краюху ко рту и с опаской откусил. Эмрис не обманул, хлеб был чудесный. Я никогда не пробовал лучшего, о чем ему и сказал.

Эмрис опустился на ступени, но садиться не предложил, поэтому я продолжал есть стоя, глядя то на запад, на море, то на юг, где зелене­

ли по ту сторону залива пологие холмы. С моря веяло прохладой. С ясного неба лилась песнь жаворонка; я запрокинул голову и сощурил­ся из-под руки на голубой небосвод. Жаворонки парили так высоко, что я едва мог их различить.

— Крепость Жаворонков, — молвил Эмрис. — Так в прежние вре­мена звалось это место. Долго здесь жили одни жаворонки. Теперь оно принадлежит Артуру.

Голос его зачаровал меня. Бесконечно выразительный, он был во всем покорен своему хозяину. Мог хлестнуть, да так, что на камне проступила бы кровь, а когда успокаивал, соловьи пристыженно за­молкали. А уж если приказывал, горы менялись местами с долинами.

После еды он повел меня в ротонду, которая внутри оказалась еще замечательнее, чем снаружи. Я ожидал, что попаду в темный холод­ный склеп, а оказался в просторном светлом помещении. Свод оста­вался открытым, и на белые мраморные стены изобильно лился свет.

Великий Эмрис распростер руки и медленно повернулся, показы­вая безупречную округлость храма.

— Это, — сказал он, поворачиваясь, — Омфалос Британии.

Я промолчал, и он спросил:

— Ты что, никогда не слышал этого слова?

— Нет, владыка Эмрис, никогда.