Одним из самых примечательных институтов, который вскоре возник в Северной Африке, стал рибат. Лучше всего его можно описать как мусульманский монастырь, куда могут удалиться благочестивые, чтобы, освободившись от мирских соблазнов, сосредоточиться на молитве и созерцании. Мы уже упоминали о том, как Средиземное море — в прошлом главная римская магистраль — превратилось в поле битвы между исламом и христианством. Рибаты стали не только домами молитвы и поста, но еще и крепостями, гарнизоны которых состояли из преданных мусульманских воинов, что не слишком отличало их от военизированных монашеских орденов христианского мира[121]. «Мы в Северной Африке, — сказал мне образованный мусульманин из Туниса, — всегда были более преданы своей вере, чем жители Сирии, Ирака и Аравии. Их окружали другие мусульмане, а мы тысячу лет стояли на передовой линии ислама в борьбе с христианством».

Однако вопреки этому непрекращающемуся состоянию священной войны, во дни Аглабидов в Ифрикии все еще оставалось много христиан, осколков римского и византийского общества. Они, похоже, не подвергались гонениям, хотя выигрыш в социальном престиже как следствие перехода в ислам представлял для них большой соблазн. Вероятно, показательно то, что в конечном счете в Ифрикии не осталось коренных христиан, хотя в Палестине, Иордании, Ливане, Сирии и Ираке до настоящего времени существуют значительные христианские общины. Богатое и образованное сословие в городах Северной Африки составляли евреи.

* * *

В 802 г. Харун приказал присягать своему третьему сыну, дав ему титул Мутамин. Старший сын Амин стал наместником Сирии и Ирака, второй, Мамун, Персии, а третьему, Мутамину, был поручен контроль над Джазирой и византийской границей. Эти назначения были чисто номинальными, поскольку все три мальчика оставались в Багдаде. Вероятно, Харуна можно винить за то, что он не позволил своим сыновьям играть более активную роль в государственных делах, а в результате, когда он умер, им все еще недоставало опыта, и они подпали под влияние своих министров.

Современники, вероятно, могли почувствовать, что назначение трех сыновей халифа официальными наследниками, хотя теоретически они следовали один за другим, и раздел империи между ними как наместниками, ставит государство под угрозу гражданской войны. Эта опасность становилась еще более острой благодаря растущей тенденции рассматривать империю, как достояние семьи, а не мусульманской общины, управляемой халифом как первым гражданином государства. К сожалению, два старших сына халифа, Амин и Мамун, уже успели стать серьезными соперниками. Харун беспокоился о будущем империи после своей смерти и часто советовался на эту тему со своими наперсниками.