Борер описывает эти сочинения как плоды характерного для начала XIX столетия решительного поворота просвещенческого энциклопедизма от стремления к универсальному охвату к более глубокому и точному изучению конкретных, местных предметов (что мы увидели на примере сочинений Карамзина). Смещая внимание от центра к периферии, эти произведения «рисовали картину нового сельского мира Англии: не хронографического, топографического или пасторального, но состоящего из отдельных провинциальных местечек, каждое из которых было достойно изучения из‐за уникального окружения и местного общества»[971]. Борер связывает возникновение этого нового подхода с подъемом провинциальных городов вследствие развития промышленности (фактор, о котором в случае всей России говорить не приходится, хотя село Иваново и вообще местность вокруг Дорожаево были известны своей промышленностью), а также с «сопутствующим развитием провинциальных интеллектуальных сообществ», сравнимых с русскими Вольным экономическим обществом и Московским обществом сельского хозяйства, и распространением печатных книг и периодики, ставших в первой половине XIX века доступными провинциальным читателям[972].

Борер пишет о том, как, в сравнении с более ранними повествованиями о сельской жизни, эти произведения меняют угол зрения, переходя от «суждения о сельской местности с точки зрения загородной усадьбы к суждению… с точки зрения деревни»[973]. Хотя частные записи Андрея и его сочинения, предназначенные широкому читателю, по определению были написаны с точки зрения усадьбы – в том смысле, что их автором был помещик, сидевший в кабинете с видом на деревню (населенную людьми, которыми он по-настоящему владел), в иных отношениях мы видим наследие Андрея аналогичным английским сочинениям. Будучи провинциальным дворянином средней руки в стране, культура и история которой находились во власти крошечного меньшинства гораздо более состоятельных аристократов, Андрей, по сути, предпочел столичным законодателям культурной моды местные сообщества. И этим английским авторам их читатели тоже представлялись – как и участникам русской кампании за рациональное сельское хозяйство, к которым отчасти принадлежал и Андрей, – невежественными или непонятливыми. Наконец, как и сочинения Андрея, эти английские произведения не были ностальгическими: «Они предлагали способы мыслить локально в мире, который все больше опутывали глобальная экономика и культура. В приходских анналах местные мирки не стремятся оставаться в вечной изоляции от мира глобального; экономическое развитие и социальные изменения теснейшим образом связаны с обменами с более широким миром»[974].