26 июля 1849 года. «Воображаю, каково тебе, Левочка, заседать в следственной комиссии и судить этих взбаломошных людей, с их передовыми понятиями. Если нет вреда никакого, нельзя ли тебе написать, что затевали эти сумасшедшие и чего они хотели? Неужели им нравятся заграничные беспорядки? И все должны быть молокососы или люди бездомные, которым некуда главы приклонить. Напиши, пожалуйста, нет ли тут знакомых и целы ли сыновья Александра Ник. Мордвинова. Пожалуй, и они чуть попали; ведь и они с передовыми понятиями.

А скажи, Левочка, все эти господа очень виноваты или только пустая блажь у них? И неужели между ними есть умные люди? Может быть, все совершенные дураки».

Мы не знаем того письма Дубельта, на которое отвечает жена; да и ее послание почему-то перечеркнуто красным карандашом (какая-то мысль: недовольство генерала болтовней супруги или необходимость сохранять все в секрете).

Насколько можно судить, Дубельт жаловался, что приходится заниматься низменным делом — сидеть в следственной комиссии (то есть не «утешать», а карать); при этом, очевидно, проскользнул намек вроде того, что дело сравнительно «пустяковое»: мол, «кучка-болтунов» с так называемыми «передовыми понятиями» и т. п. Очень любопытно было бы узнать и понять, что и откуда знает госпожа Дубельт о «передовых понятиях» сыновей Мордвинова, все того же бывшего начальника III отделения, на место которого пришел Дубельт: одного из младших Мордвиновых действительно привлекали по этому делу, а оставшись на свободе, он продолжал нелегальную деятельность, был участником освободительного движения и связан с Герценом (ему посвящена книга И. В. Пороха «История в человеке»). Александр Мордвинов не был в поле зрения следователей 1849 года, зато в 1860‐х годах он тоже энергичный сотрудник Герцена, очень активный деятель нелегальных кружков и организаций (его роль в освободительном движении осветил в специальной работе В. А. Черных).