В ответ на такую вполне лояльную декларацию последовало предписание министра внутренних дел, запрещающее публиковать речь московского городского головы, «в которой он требовал конституции». Чичерин побеседовал с несколькими сановниками — никто «конституции» в его речи не заметил; однако вскоре последовало распоряжение свыше: «Государь император, находя образ действий доктора прав Чичерина не соответствующим занимаемому им месту, соизволил выразить желание, чтобы он оставил должность московского городского головы».

В своих мемуарах Чичерин записал: «Великие преобразования Александра Второго были рассчитаны на то, чтобы дать русскому обществу возможность стоять на своих ногах; но и он, и еще более его преемник делали все, что могли, чтобы унизить это освобожденное общество и не дать созреть посеянным плодам. Ныне Россия управляется отребьем русского народа, теми, которых раболепство все превозмогло и в которых окончательно заглохло даже то, что в них было порядочного смолоду».

Заметим, это пишет отнюдь не революционер, человек весьма и весьма умеренных, монархических взглядов. Человек умный, идейный…

Пример другого, а в сущности, этого же рода: талантливейший консерватор В. В. Розанов (впрочем, талант всегда сильнее узкого убеждения, и поэтому Розанов много шире своих установок) — этот публицист порицал власти за их многолетнюю расправу над Чернышевским; объяснял, что тем самым они поощряют революционную мысль, усиливая авторитет осужденного. Розанов утверждал, что Чернышевского следовало бы привлечь к управлению, использовать его способности и честолюбие. Не принимая этого тезиса буквально, глубоко сомневаясь, что Чернышевский пошел бы служить режиму при каких бы то ни было обстоятельствах, отметим «рациональное зерно» в розановских рассуждениях: умение власти отторгнуть, оттолкнуть полезных людей.

Наконец, третий пример, нарочито взятый все из той же сферы крайне консервативной публицистики. Предчувствуя крах режима, Константин Леонтьев всячески подчеркивал, что ему все равно, будет ли заменено самодержавие «мещанской» или коллективно-социалистической системой: в обоих случаях этот публицист видел грядущий триумф толпы, «стада» и, ратуя за сохранение благородного, дворянско-аристократического неравенства, указывал, что только царская власть могла бы возглавить новый рыцарский орден, который спас бы Россию от «грядущего хама».

Однако именно своей, любезной самодержавной власти Леонтьев отказывал в понимании ситуации, не верил, что она найдет энергичных, способных людей, на которых могла бы опереться, выиграет соревнование с другими историческими альтернативами…