Поезд шел к повороту. Я открыл окно и высунулся наружу. Свежий ветер бил в лицо, трепал волосы. Показались фабричные, большие и маленькие, трубы, вздымавшиеся к небу. Это был мой родной город.

Вскоре вокзал с его шумом, толчеей, скрипом багажных тележек и хрипением громкоговорителей остался позади. Я поздоровался со старыми облысевшими платанами, окружавшими привокзальную площадь, магазинчиком и цветочным киоском, как старой знакомой, поклонился гостинице. Но странно, все это показалось мне каким-то маленьким и одиноким.

Я сразу же узнал двух дворников с красно-белыми повязками на рукавах и полицейского, стоявшего на перекрестке.

Одним словом, я был дома!

А вот кафе-молочная, где мы с Анжелой не раз потягивали ананасный сок и слушали музыку. Интересно, цела ли еще пластинка, в которой поется о женихе, сохранившем верность своей невесте?..

По этим самым улицам, которые теперь показались мне какими-то узенькими, мы бродили не раз. Проходили через этот старенький мост, под которым лениво течет грязный поток сточной воды из нашего завода. Частенько мы спускались по ступенькам — а их было целых пять — вот в это кафе, и я, чтобы заказать два бокала вина, разумеется самого дешевого, собирал всю мелочь из своих карманов. А вот и кинотеатр! Как часто мы бывали здесь! Иногда сидели в самом последнем ряду, захваченные переживаниями маленького Сережи или потрясенные суровой исповедью Андрея Соколова из «Судьбы человека»…

А вот и знакомая дверь со старомодным звонком. Разумеется, и на этот раз она открылась с трудом, а под ногами, как и прежде, заскрипели (каким милым показался мне этот знакомый до боли скрип!) три ступеньки. А вот и цветное стекло с трещиной в окне коридора, которое никак не могут сменить! Это я разбил его из рогатки. Было это давно-давно… Как тогда ругалась Анна! А когда меня начал отчитывать хозяин дома, Анна заступилась за меня. Я должен был вставить стекло за свои деньги, которые мне давали на мелкие расходы, но моих капиталов не хватило на стекло, тем более цветное. Тогда оно было в цене.

Я позвонил. Послышались шаркающие шаги. Дверь приоткрылась — и в узкую щель я увидел полоску нашего коридора и маленькую старушку с серебряными волосами в утреннем халате, которая с удивлением смотрела на меня через очки.

Вдруг глаза ее ожили, засветились радостью. Мама распахнула дверь и крикнула:

— Альфред!

Я вошел в комнату.

— Мама, ты, наверное, работала в ночную смену? Извини меня, пожалуйста, что я так рано разбудил тебя.

Но она не слушала меня.

— Как ты вырос! И повзрослел! Ты так хорошо выглядишь! И загорел. Если бы тебя сейчас мог увидеть отец! Ты уже настоящий мужчина!