Я быстро установил прицел и доложил о готовности. Как это ни странно, но я даже не волновался в тот момент. Мне удалось довольно быстро поймать танк в перекрестие панорамы. Осталось только определить расстояние, внести некоторые поправки и…

Танк приближался. Это была деревянная модель танка таких же размеров, как настоящий танк. Мишень передвигалась с помощью стального троса, приводимого в движение электромотором. Моментами я терял цель из виду, когда она скрывалась за холмами. Наконец танк приблизился ко мне.

— Огонь!

Когда дым рассеялся, я уже не видел никакого танка. И лишь на том месте, где он только что был, стояло облако пыли.

— Прямое попадание! — закричал Виденхёфт, отнимая бинокль от глаз.

Руди хлопнул меня по плечу и закричал:

— Браво, Фред!

Тем временем к позиции приближался второй танк. Я решил и его подпустить поближе. Приблизительно на том же расстоянии, на котором я уничтожил первый танк, открыл огонь по второму.

Земля вздрогнула. В воздух полетели обломки досок, куски железа. Потом все это поглотило густое облако дыма. Снова прямое попадание.

В этот момент я услышал за спиной голос дежурного:

— Если он и дальше так будет стрелять, перепортит нам все мишени, а они нужны для других расчетов.

Кто-то засмеялся.

— Нужно было побольше приготовить, — услышал я голос капитана Кернера.

Третий танк пришлось подпустить еще ближе, метров на триста пятьдесят, так как стрелять с дальней дистанции мешало облако дыма и пыли, еще не осевшей после первых двух выстрелов. И этот танк мне удалось уничтожить с первого выстрела.

Наш расчет получил оценку «отлично». Ему объявили благодарность, а мне даже дали суточный отпуск в город. Товарищи поздравляли меня, приписав часть успеха положительному влиянию на меня Софи. И только Бранский заметил:

— Вы меня все больше и больше удивляете, рядовой Беренмейер.

Успехи по службе даже заставили меня забыть о своих бедах.

Анжела писала мне нерегулярно, но каждое ее письмо случайно могло попасть в руки кому-нибудь из наших ребят — и тогда…

Однажды ко мне пристал Шлавинский:

— Кто это тебе пишет, милый друг?