— Ночь длинная, так что можешь спокойно рассказывать свою историю.

«Собственно говоря, мне давным-давно хотелось это рассказать, — мелькнуло в голове у Каста. Он внимательно посмотрел на огонь. — И рассказать не кому-нибудь, а другу из братской страны. Да это, собственно, и не история вовсе… Так, разве что эпизод, которых в то время случалось немало…»

…День тогда выдался жарким. В такую погоду хорошо побродить, хотя бы по двору помещика, заросшему огромными каштанами, или сбегать к пруду, где плавают домашние утки, или подняться на Лисью гору, возвышающуюся чуть дальше. Однако ничего этого сделать ему тогда не удалось, так как мать строго закричала:

— Роберт! Сегодня ты никуда со двора не уходи! И не думай даже!..

Взяв в кухне маленькую алюминиевую кастрюльку, она через калитку в саду направилась к погребу, чтобы взять оттуда несколько картофелин, оставшихся еще с прошлого года.

«Как жалко, — думал Роберт, — что сегодня никак нельзя сходить на Лисью гору. Там так красиво! Зайдешь на вершину, да если еще взобраться на здоровенную ель, то все село перед тобой как на ладони. Больше того, вокруг все далеко-далеко видно… Ну уж если никак нельзя сбегать на гору, то в огород во всяком случае можно выйти!» — решил он.

Босоногий паренек украдкой пересек небольшой двор, миновал коричневую помпу, которой качали воду из колодца, прошмыгнул мимо кустов цветущей сирени, а уж там рукой подать до старой, развесистой вишни, что растет позади кирпичной стены, где еще вчера кружилась малиновка, разыскивая удобное местечко для гнезда.

И вот он уже лежит на спине и смотрит в бездонную голубизну неба, наслаждаясь его торжественно-праздничной тишиной. К сожалению, в поле сегодня не видно ни девушек-украинок, которые там обычно работали, ни Жолио с упряжкой волов. Жолио — это работник-француз, который умеет так замечательно ругаться на своем языке: его никто не понимает, и потому охранники думают, что Жолио ругает не их, а упрямых волов. Неужели Генрих Вирте, тележный мастер, тоже ничего не понимает?..

Бросив окурок в огонь, Роберт Каст объясняет:

— Оказалось, что девушек-украинок там уже не было, их всех перегнали в другой лагерь, которых в ту пору в Германии было много. Француза Жолио гитлеровцы забрали за день до этого: кто-то догадался, что самыми страшными ругательствами он ругает вовсе не волов, а их, гитлеровцев. А тележного мастера Генриха Вирте уже никогда больше не увидишь: он слишком рано вывесил у своего дома белый флаг. За это гитлеровцы повесили его, и труп долго раскачивался от ветра под каштаном.