Через некоторое время, весной 1967 г., «Третья симфония» Кара Караева была удостоена Ленинской премии, что явилось большим событием в музыкальной жизни республики. Этим произведением Караев окончательно утвердил важное место, занимаемое им в мире искусства. После присвоения «Третьей симфонии» Ленинской премии она широко пропагандировалась как в республике, так и на всесоюзном уровне. Композитор Тофик Кулиев выступил в республиканской прессе с большой статьей об этом произведении. Он писал: «“Третья симфония” К. Караева молода духом. Это произведение будет иметь долгую жизнь, о нем еще много будут писать»[1535].

Так и случилось. Один из главных пропагандистов искусства Кара Караева, член-корреспондент АН Азербайджанской ССР, доктор искусствоведения Джафар Джафаров писал 25 марта в газете «Эдебийат ве инджесенет»: «Помимо того, что “Третья симфония” является плодом могучего таланта, она еще является и вехой в развитии искусства. Спор о том, каким бывает и каким должно быть современное искусство, решают, конечно, не теоретики, а сами композиторы. Мастер, не жалеющий для этого своих сил, несомненно, должен быть в центре внимания. Красота “Третьей симфонии” прежде всего заключается в том, что она посвящена современному человеку. И если это настоящий человек, то он живет заботами человечества, существует, постоянно мыслит, стоит перед сложными вопросами, порожденными жизнью и временем, переживает порой тяжелые этапы своей жизни, не сдается, останавливаясь на грани трагедии, старается подтвердить свое высокое имя человека. К. Караев очень любит изображать драматические конфликты, трагические столкновения, сложные психологические характеры. С этой точки зрения, “Третья симфония” – новое слово в музыкальном искусстве»[1536].

В том же номере газеты «Эдебийат ве инджесенет» была опубликована интересная статья Расула Рзы о «Третьей симфонии». Композитор Афрасияб Бадалбейли считал «Третью симфонию» великим событием искусства. А вот что писал о симфонии народный артист Азербайджанской ССР, профессор Мехти Мамедов: «Несмотря на то что симфония была написана для камерного оркестра, она монументальна по содержанию и идее, а также художественному воплощению, представляя собой трагичное и величественное произведение. Слушая ее, словно попадаешь в водоворот страстей, проходишь через поток мысли»[1537]. «Третья симфония» являлась неповторимым выражением человеческих переживаний и печали. И мастерство этого выразительного стиля не помещалось в идейные рамки считавшегося необходимым для советского искусства социалистического реализма. В марте 1967 г. на страницах газеты «Эдебийат ве инджесенет» своими мыслями о «Третьей симфонии» поделилась с читателями искусствовед Земфира Сафарова. Ее статья носила глубоко аналитический характер. В ней автор выдвинула ряд интересных мыслей и замечаний о симфонии, названной ею «музыкальным чудом». После премьеры этого произведения оно стало темой многочисленных мнений. Некоторые видели его национальный колорит только в прозвучавшей во второй части ашугской теме. Однако З. Сафарова полагала, что симфония опирается на азербайджанское музыкальное мышление автора и образ, находящийся в ее центре, отражает современный этап развития национального азербайджанского характера[1538]. Плодом караевского гения стала внезапно прозвучавшая во второй части «Третьей симфонии» ашугская музка, а именно – адаптирование исполняемых на сазе ашугских ритмов к додекафонной системе[1539].