Аграрная эпичность обязывает придерживаться безличного стиля, исключающего всякое субъективное тщеславие. У бабы Анки было четверо мужей. Двоих (второго, с которым она прожила двадцать лет, и последнего, с которым познакомилась в зрелом возрасте) она очень любила, двоих просто терпела. Тем не менее любовь и раздражение ничуть не повлияли на образцовую преданность супругам: брак был для нее объективной реальностью, которой не могла повредить ненадежность чувств.

В ее жизни не было проклятий и жалоб на свалившиеся несчастья — ни тех, что непосредственно коснулись ее, ни тех, что коснулись остальных. Она не жалеет ни себя, ни других, ей и в голову не приходит бояться смерти или тревожиться из-за чужой смерти, она всегда готова прийти на помощь, не думая об усталости и о том, что она приносит себя в жертву другим; в ее мире события происходят — и все. Она показывает мне дом, в котором живет ее подруга, разбитая болезнью, обреченная на почти растительное существование, медленное течение которого прерывают редкие всполохи страха и надежды. Когда баба Анка приезжает в Бела-Цркву, она не отходит от подруги целые ночи и при этом ни капельки не устает, она разговаривает с ней часами, гладит ее, вытирает ей слюну с подбородка, вывозит ее на балкон поглядеть на прохожих — на толпу шумных негодников, как называет их баба Анка; бабе Анке даже в голову не приходит, что она, как говорится, делает доброе дело — для нее такого понятия не существует, она просто делает то, что считает нужным.

Рядом с бабой Анкой понимаешь, что с ней ничего не случится, что ее никогда не одолеют неуверенность и растерянность. Она тождественна вековой истории Паннонии. Ей восемьдесят лет, но ее величественное тело с округлыми формами по-прежнему крепко и уверенно; чтобы любить вчерашний день, ей вовсе не нужно его идеализировать, она подробно рассказывает мне о том, какими грабителями были раньше судьи. Вон в том доме, — вспоминает она, — жил адвокат Циммер с женой, а жена его спала, — прибавляет баба Анка, задумчиво загибая пальцы, — с доктором Путником, с адвокатом Райковым, с аптекарем Шлоссером, с полковником Неметом… В нескольких метрах — другой дом, с ним связана история, произошедшая не в эпоху Габсбургов, а после Второй мировой. Дом принадлежал Майерошу, хозяину мельниц, потом его конфисковало правительство Тито. Дочь бывшего хозяина уходить отказалась и, когда ее мебель свалили во дворе, два года ночевала в парадном подъезде, закутавшись в одеяло, пока югославские власти не вернули ей часть жилища. Дом до сих пор ремонтируют. В странах Восточной Европы повсюду постоянно ведутся ремонтные работы — упорные, никогда не завершающиеся; возвращаешься через год — и обнаруживаешь на прежнем месте кирпичи, инструменты, мусор, леса, «временный» беспорядок. В этих странах время течет медленнее, поэтому они кажутся путешественнику знакомыми, внушают чувство уверенности, спокойствие от встречи с чем-то известным.