Светлый фон

Вольфганг Краус рассказал мне, что на самом деле Флинкер покончил с собой из-за любви: влюбленность и разочарование он пережил так остро, как переживают в лицейские годы. В итоге мой потенциальный роман о романисте приказал долго жить. А вдруг на самом деле все произошло так, как мне казалось? Когда устают от жизни, чтобы освободиться от нее, бессознательно выбирают непрямые пути — инфаркт, рак. Отчего же не выбрать несчастную любовь? Флинкер, не сумевший сразу сделать выводы и убить себя, как только свобода стала идентифицироваться со Сталиным, возможно, нуждался в посреднике и выбрал самую обыкновенную девушку, которая подтолкнула его к тому, на что он сам не решался.

16. Суботица, или поэзия фальшивого

16. Суботица, или поэзия фальшивого

Мы едем обратно в Бела-Цркву долгим путем через Венгрию, а потом — Югославию, с заездом в Суботицу, потому что баба Анка решила, что мне непременно нужно ее увидеть, раз уж я хочу составить представление о здешних краях. Непредсказуемая, невероятная, Суботица кажется городом очаровательных подделок и пренебрежения правилами. В начале XIV века Габриель Семлени, тайный писец короля Сигизмунда, вручил городу свидетельство о привилегиях с королевской печатью, которое позднее, вместе с множеством подобных бумаг, объявили поддельным, а писец окончил свои дни на костре. В XVI веке, незадолго до того, как Суботица перешла в руки к туркам, здесь жил и правил самозваный царь Иван, знаменитый авантюрист.

Суботица, получившая при Марии Терезии статус вольного города, несет на себе отпечаток нудно-казенного стиля той эпохи, на который в начале XX века наложился безудержный модерн. Дома кричащих желтых и голубых тонов кажутся створками раковин, их покрывают причудливые украшения и орнаменты, похожие на ананасы короны, путти с огромными женским грудями, гигантские бородатые кариатиды, у которых нижняя, львиная, половина тела растворяется в бесформенных складках.

Заброшенная синагога кажется привезенной из Диснейленда: огромные, необхватные купола, яркие краски, фальшивые мостики между разбитыми окнами, поросшие травой лестницы. Здание муниципалитета — оргия витражей, лестниц и разномастных фризов; стиль модерн свободно лился и переливался через край. Здесь такая концентрация и такое сочетание несочетаемого, что начинает казаться, будто каждый из муниципальных советников, съездив в Вену, Венецию или Париж, воспроизвел часть увиденного, муниципалитет — сумма разномастных фрагментов. Брох, видевший за эстетской эклектичностью Вены конца столетия прикрытое мишурой отсутствие ценностей, то есть китч, обнаружил бы здесь вопиющий пример подобного китча. Кажется, что поэзия Суботицы в фальши; в фантазии Данило Киша, удивительного рассказчика об этом городе, фальшивой оказывается и чудовищная фальсификация жизни, осуществленная сталинизмом, и тайная раздвоенность революционеров, которые, стремясь спрятаться от властей, изменяют, удваивают и утраивают, скрывают, утрачивают собственную идентичность. Герои «Надгробного памятника Борису Давидовичу», одного из лучших произведений современной сербской литературы, — персонажи всемирной истории, представляющей собой целую галерею авторов фальшивок, жертв и палачей.