Путешественник не привык к столь безоговорочной любви к своей стране; почти повсеместно люди считают своим долгом предаваться саморазоблачению. Насмешливая самокритика, независимо от того, оправдана она или нет, — не привилегия переживающего упадок Запада; в Венгрии или в Румынии представители официальных учреждений также считают себя обязанными намекнуть на то, что у них имеется собственное мнение. Помимо конкретных политико-социальный условий, протест — это прежде всего, независимо от границ, проявление несогласия с реальностью. От репетиций демонстрации в честь Первого мая до набитых снедью ресторанчиков и забегаловок, вся Болгария проникнута полнокровным эпическим духом, подобно солдатам-новобранцам, за которыми хорошо присматривают, которые в любую секунду готовы устроить потасовку, но искренне любят свои казармы и флаг.

В Видине Китанка долго и уверенно рассказывает о старой крепости Баба-Вида — сначала римской, потом болгарской и турецкой, но интерес к мечети Османа Пазвантоглу, которую вместо полумесяца венчает шпиль в форме сердечка, кажется ей чрезмерным. В конце XVII-начале XIX века Осман, могущественный паша Видина, сделавший свой город более великолепным, а также более современным и более европейским, восстал против султана Селима III, заменив полумесяц собственным символом — сердцем. Бунт, описанный в опубликованном в 1966 году романе Веры Мутафчиевой «Летопись смутного времени», отличался парадоксальностью: паша, которого никак не назовешь ретроградом, поднимается против просвещенного султана, проводившего прогрессивные реформы, и встает во главе янычар, которых распустил Селим III, призывая одновременно под свои флаги христиан, болгарских крестьян, притесняемых Блистательной Портой, и кирджали — бунтарей и разбойников, которые в трудную минуту в сказках и на самом деле превращались в борцов против турок.

Внутренний раскол среди османцев не волнует Китанку, подтверждая наблюдение Ламартина, сделанное в 1833 году во время пребывания в соблазнительном Пловдиве, где проживали турки, греки и армяне: «Ils méprisent et haissent les Turcs»[107]. Страсти до сих пор не утихли, обиды не забылись; Болгария празднует не столько строительство социализма, сколько возрождение, то есть болгарское Рисорджименто, и даже болгарско-российское братство основано в первую очередь на борьбе за избавление от турецкого ига в прошлом столетии.

Обо всех полях сражений и обо всех эпизодах борьбы здесь повествуют с воодушевлением, в мельчайших подробностях; красивые, образованные, пылкие девушки рассказывают группам школьников об укреплениях, об атаках на Плевну, картина которых воссоздана в круговой панораме; у памятника, возвышающегося на Шипке в память о решающем сражении, как и в Мохаче, всегда лежат свежие цветы. Мечети и минареты, которых на относящихся к концу прошлого века изображениях городов было немало, почти совсем исчезли, превратились в обшарпанные руины, проходя мимо которых ускоряют шаг, или в кажущиеся ненастоящими отдельные строения, подтверждающие впечатление Босковича (уроженца Рагузы, астронома и математика, основавшего Обсерваторию Брера), которого еще в 1762 году поразила ветхость памятников османского периода.