Свобода трудового договора означает в таком случае прежде всего ясное различие между временем труда и временем отдыха, которое вводит элемент расчета и предсказуемости в трудовые отношения. Это означает, что рабочий продает свою рабочую силу только на какое-то время, которое либо согласовано договором, либо установлено законодательными актами. Это также означает, хотя и не в первую очередь, что труженики продают свое время только для особой деятельности, которая определяется соглашением, законом или обычаем, и что они не обязаны делать любую работу, которую их работодатель мог бы произвольно назначить. Этот тип свободы преобладает в период первичного накопления.

Такая свобода трудового договора все еще существует в Германии. Трудовой договор — все еще форма, управляющая трудовыми отношениями. Различие между трудом и отдыхом является таким же острым в Германии, как и при любой демократии, даже при том, что режим и пытается контролировать свободное время рабочего. В следующей главе у нас будет возможность обратиться к развитию трудового права, и мы попытаемся доказать, что любая попытка национал-социалистических юристов заменить трудовой договор каким-либо правовым инструментом (таким, как общинные отношения) потерпела неудачу, и что все отношения между работодателем и служащим — все еще договорные.

Безусловно, идентичность базовой модели говорит немногое о фактической работе рынка труда, а именно здесь, возможно, и существует самое острое различие между демократическими государствами и тоталитаризмом.

Свободного рынка труда, конечно же, не существует, когда профсоюзы заключают коллективный договор. Цена рабочей силы — это не просто результат спроса и предложения, и давление промышленной резервной армии частично преодолевается. Заработная плата также определяется общественной силой профсоюзов. Организации рабочих пытаются преобразовать простой юридический факт свободного договора в подлинную материальную свободу. И все же мы не должны слишком высоко оценивать власть профсоюзов. Если вся их деятельность не подчинена интересам малочисленных аристократических групп в рабочем движении, и если они действительно стремятся улучшить заработную плату и условия труда рабочего класса, то их власть чрезвычайно ограничена. Мы утверждаем, что их власть имеет прежде всего оборонительный характер. Это утверждение не может быть здесь доказано.

Мне приходится довольствоваться голым утверждением, которое я считаю истинным и которое может быть доказано специальным исследованием. При восходящем цикле бизнеса заработная плата обычно увеличивается. Но увеличение в целом является естественным результатом улучшения экономических условий. Скорее как раз в период сокращения заработной платы власть профсоюзов и становится явной, а их влияние ощутимым. Всегда легче защитить какую-либо позицию, чем завоевать новую. Политика немецких профсоюзов во время депрессии 1931–1932 гг. доказывает мое утверждение. Хотя они не могли предотвратить сокращение заработной платы, они могли и на самом деле предотвращали полное согласование заработной платы с нижним уровнем цикла бизнеса, и именно их оборонительная сила сделала их мишенью промышленности. Именно этот аспект автономного контроля за рынком труда национал-социализм и уничтожил. И он больше не является необходимым при условии полной занятости. Если действительный спрос на труд далеко превышает предложение, то никакие защитные организации не нужны, чтобы предотвратить падение заработной платы; необходимы, скорее, агрессивные наступательные союзы, борющиеся за то, чтобы приспособить шкалу заработной платы к полной занятости. А функция национал-социалистической политики — предотвратить такое приспособление.