— Точно, — улыбнулся Каюрский. — Профессор философии Иркутского университета, — пояснил он свой статус.

Ведрин, мимоходом сунув ему руку, но не обратив внимания на него, снова заговорил:

— Вот меня интересует: вы все, мудаки, сейчас со своим славянофильством помешались на идее Бога и бессмертной души. Ладно. Хорошо. Допустим, я принимаю эту версию, что душа бессмертная. Но где же она находится после физической смерти? Ладно, не возражай, Шукуров, я знаю, ты скажешь о беспредельности Вселенной и тому подобной мутоте. Пусть. Но вот другое: я понимаю, когда Платон говорит о том, что душа бессмертна и вселяется в определенное тело, а после смерти этого тела — в другое, отсюда, кстати, его идея знания, как припоминания. Но вот с христианством мне непонятно, как можно множить бессмертные души? Как так получается, что в результате физического акта зачатия возникает бессмертная душа? А ведь она возникает, потому что ею наделен каждый человек. Она не приходит извне, как у Платона, хотя она принципиально нечто иное, чем плоть, чем половой акт. Парадокс? Противоречие? Как в результате такого грубого, животного акта возникает некая иная, принципиально иная субстанция? Об этом небось, ваш журнал не решится напечатать? Потому что вы засранцы. А это-то и есть подлинная проблема: и для богословов, и для атеистов. А? Или напечатаете?

— Ни за что! — хохотнул Шукуров.

— То-то! А еще хотите, чтоб у нас была наука. Ладно.

— Ты что-то путаешь, Михаил Петрович, — развеселился Саша. — Это кто хочет, чтоб у нас была наука? Ужне Вадимов ли?

Мсжлу тем массивный пришелец, кончив пожимать руки, сказал, обращаясь сразу ко всем, сметая другие голоса:

— Мне приятно и полезно познакомиться с вами со всеми, хотя я еще не готов быть рыцарем пера.

— Да и мы не готовы, — уставил на него пьяный и уже вполне бессмысленный взгляд Гомогрей.

— Эй, Илья! — крикнул Шукуров, хлопая его по плечу. — К тебе гость пришел, а ты ему не нальешь. Да вы присаживайтесь сюда. Мы подвинемся. Надеюсь, вы не побрезгуете выпить немного коньяка с людьми сомнительного образа жизни и труда?.. Вам полный?..

— Можно полный, — прогудел Каюрский, усаживаясь верхом на стул между Тимашевым и Шукуровым. — Бывшему моряку это все равно, что слону дробинка, — он принял из рук Шукурова полный стакан, отставил, очевидно, что для эстетики, мизинец и вылил в себя стакан целиком. Вернул посудину Шукурову, а всем вдруг стало ясно, что пришелец такой большой, что к нему надо обращаться уважительно, как к старшему, в пьяном угаре вспыхнуло детское: самый большой и сильный — всегда вождь.