На двадцать третий день они уничтожили сто пятьдесят бункеров и затем сменили тактику.

На перекрестках немцы поставили бидоны с водой и положили свежий хлеб, чтобы выманить из укрытий обезумевших от голода и жажды людей.

Поймав ребенка, они начинали истязать его на глазах у матери, чтобы та показала, где вход в бункер. Собаки тоже участвовали в этом способе добычи признаний.

К концу двадцать третьего дня было обнаружено около пятнадцати тысяч полуживых людей. Всех их отправили на Умшлагплац.

На двадцать четвертый день немцы уверились, что в основном битва выиграна и сопротивление пошло на убыль. Ночью Андрей Андровский, в обязанности которого входила перегруппировка сил в конце каждого дня, собрал двести шестнадцать бойцов и все имевшееся в наличии огнестрельное оружие и стал поджидать немцев, устроив им засады в руинах. Его бойцы отбросили немцев за пределы гетто, забрали выставленные хлеб и воду, прорвались через Гусиные ворота на арийскую сторону, где захватили оружие в небольшом складе и перебросили его через стену поджидавшим с другой стороны товарищам. Теперь у них был хлеб, боеприпасы и вода, чтобы продержаться еще какое-то время.

В этой операции погибла Сильвия Брандель, ее сразила пуля, когда она перевязывала раненого бойца.

Оберфюрер Функ был так потрясен докладом обо всем этом, что в припадке ярости застрелил одного из своих офицеров.

* * *

— Наверху немецкий патруль!

Милая, 18 в очередной раз привычно стихла. Дебора Бронская не давала двум десяткам детей даже пикнуть. Бойцы затаили дыхание. Раненые перестали стонать.

Прошел час... два...

Немцы наверху все еще искали вход в неуловимый штаб Еврейской боевой организации.

Через два часа рабби Соломон начал молиться, и Шимон Эден чуть не задушил его, чтоб он замолчал.

Там, наверху, собаки обнюхивали всю Милую, звукоуловители старались засечь любой звук — кашель, стон, рыдание.

В конце третьего часа напряжение стало невыносимым. К тому же стояла страшная жара. Один за другим люди теряли сознание. Де Монти дергал Дебору за волосы, чтоб она не впала в забытье.

Вдруг раздался плач.

Шимон, Андрей и Толек Альтерман бросились к плачущим и стали бить их прикладами, чтобы предотвратить общую истерику.

Пять часов... шесть...