Али бин Халим добавил: «Да, Росс помешался. Мы потом приехали с ним в Мерауке, но он жил там недолго и отправился пешком вдоль побережья. Ему хотелось поскорее попасть в Ока-бу, где жила его хозяйка⁴⁵, и он не стал дожидаться прибытия парусной лодки⁴⁶. Но у устья Биана не было никого, кто мог бы перевезти его на другую сторону. Тогда Росс столкнул в воду однодеревку и попытался грести руками, так как не нашел весел. Лодка, конечно, перевернулась, и волна прилива понесла ее вверх по реке. С тех пор Росса больше уже ни видели. Вероятно, его сожрали крокодилы».

Следует воздать должное Али бин Халиму, потому что именно из-за его вмешательства власти не согласились на требование Росса послать карательную экспедицию против людей ботем, которые, «как кровожадные и коварные каннибалы», убили его «безобидных спутников». Однако для привлечения Росса к ответственности свидетельства Али оказалось недостаточно. Кутим же и Диком остались в Вамбиране и не могли подкрепить его показания. Так что Росс до своей внезапной смерти жил еще некоторое время па Маро. Правда, все порядочные люди избегали общения с ним.

Позднее на Новой Гвинее появились и другие чужеземцы, внесшие беспокойство в жизнь ее обитателей. Так, на земле канум-иребе в Томере поселились выходцы из Тимора, один из которых женился на дочери старика Дане. Когда у него тяжело заболела жена, он решил, что ее околдовал Дане. Старик с чистой совестью отрицал это. Тем не менее тиморец вместе с тремя своими земляками избил его до смерти. Жители Томера были так напуганы случившимся, что не скоро отважились окольными путями добраться до Мерауке и подать там жалобу.

Много зла островитянам причинил также китаец Тан Ахни, который, пользуясь своим ружьем, стал подлинным тираном острова Комолом. Он даже построил там тюрьму для людей, приносивших ему мало копры — разумеется, без всякого вознаграждения, — и заставлял их чистить руками его козий хлев. Если женщины не хотели покориться его желанию, он срывал с них передник — величайший позор, которому их можно подвергнуть — и гнал их через деревню Момбум. В конце концов одни учитель-миссионер заявил об этом в полицию в Окабе, и вскоре Тан Ахпи попал в свою собственную тюрьму, а затем в большую «Буи» в Мерауке.

В результате подобных явлений ненависть к чужеземцам постоянно усиливается.

Именно поэтому не захотели видеть у себя чужестранцев и жители карерамских деревень. Они не пустили к себе даже Тан Кен-лиона, пытавшегося в 1927 г. проникнуть в их область на парусном боте «Азия», а также и меня. Правда, сделано это было весьма тактично. В начале 1934 г. я встретил в Торе их посланца, молодого жителя Ветау по имени Вата, который обратился ко мне с такой речью.