Существуют многочисленные примеры переводов войск с востока на запад и, наоборот, начиная с VI в. Так, например, переброска войск с востока на запад позволила императору Маврикию в 90-е гг. VI в., после стабилизации восточного фронта, предпринять ряд успешных кампаний на Балканах с целью подчинения славянских иммигрантов и изгнания аваров. Вместе с тем четкое утверждение данного принципа отмечено Продолжателем Феофана (Th. cont., 181, 15–18), который рассказывает о кампании 863 г.: «Когда болгары были в мире, существовало правило, что они (т, е. армии Фракии и Македонии) делили опасности и сражались вместе с восточными войсками».
Обзор восточных кампаний середины IX столетия в сочинении X в. совершенно очевидно свидетельствует о том, что крупные наступления могли быть предприняты только тогда, когда войска на одном фронте могли быть переброшены на помощь армии на другом[1446]. Победа Империи над русским войском под командованием Святослава в 70-х гг. X в. на Дунае и разгром Болгарии в 991 — 1018 гг. стали возможны именно благодаря тому, что византийское правительство смогло перебросить военные ресурсы с восточного фронта на северный.
На востоке и Никифор Фока, и Иоанн Цимисхий в различные моменты своего правления на различных стадиях строили планы подчинения мусульман, и особенно — отвоевания святых мест в Палестине, хотя у нас нет надежных сведений, что они были успешны. Однако эти чувства совпадали с религиозным энтузиазмом в отношении войны против неверных, которые были особенно связаны с Никифором II[1447].
Тем не менее из труда Льва Диакона, склонного прославлять усилия этих императоров, совершенно очевидно, что даже самые глубокие и разрушительные рейды на Сирию, Палестину и Джазиру (в Месопотамии) все-таки оставались обычными военными походами. В то же время чрезмерное расширение собственных владений или попытка держать оккупационные силы в глубине вражеской территории в течение длительного времени по-прежнему были крайне опасны. Конечно, в ближайших регионах требовалось держать гарнизоны, и эти области необходимо было освоить. Характерный пример подобной системы представляют районы, расположенные к югу от Антиохии — они могли быть обеспечены по морю всем необходимым, а их границы были очерчены рекой Оронтом и частично прикрыты естественным барьером Аманских гор. И все-таки Василий II предпочитал сохранять Алеппо и аналогичные центры в Сирии в качестве вассальных или по крайней мере нейтральных государств, главным образом потому, что оккупация сирийского побережья за пределами антиохийского региона влекла за собой угрозу со стороны морских сил Фатимидов[1448]. То же самое можно сказать о его отказе использовать возможности, которые предоставила бы ему оккупация Джазиры в 80 — 90-е гг. Х в., где он позволил мелким и разрозненным местным племенам, обитавшим возле Мосула, Амиды и Эдессы, сохранять свою весьма сомнительную независимость и тем самым играть роль ширмы, прикрывающей собственно византийскую территорию[1449]. Какие бы надежды ни возлагала военная элита Малой Азии, олицетворяемая Иоанном Цимисхием и Никифором Фокой, на процесс продолжающейся экспансии, которая привела бы к возвращению потерянных восточных провинций и объединению всего христианского населения, еще находящегося под властью мусульман, в лоно единой православной Империи, ресурсов для постоянного удержания территории за пределами северной Сирии у византийцев попросту не было[1450]. В случае с этими двумя императорами продолжение успешной войны на одном фронте зависело от мирной ситуации на другом. Вопросы обороны являются ключом к решению проблемы, и зачастую даже завоевательные войны велись с целью укрепления обороны, а приобретение новой территории служило задаче создания более глубокой буферной зоны, для того чтобы защищать центральные районы Империи. Создание новых военных командований, именуемых