Трактаты о стратегии и тактике середины и конца X в. показывают существенные перемены, происшедшие в 60 — 70-е гг. X в. Эти перемены отражают растущий наступательный характер политики Империи, особенно на восточном театре военных действий, потребность в наборе более профессиональной армии и потребность в более решительных и агрессивных действиях во время кампаний, которые требовали войск, способных участвовать в длительных военных походах. Реализация шла двумя путями. Первым из них было возрождение дисциплинированной, эффективно действующей линейной пехоты, способной противостоять вражеским пехоте и коннице, оказывать поддержку собственной кавалерии, совершать длительные переходы и нести длительную гарнизонную службу вдали от своего дома. Вторым стало создание корпуса тяжеловооруженных копейщиков, способных взаимодействовать с пехотинцами. Это усилило атакующую мощь византийской армии и особенно ударную силу ее кавалерии[1512].

В то время как эволюция тактики в период конца VI — начала X вв. почти не привлекла внимание исследователей, перемены в организации войска в X в. стали предметом нескольких научных исследований, общие результаты которых мы намерены изложить ниже. Первые сведения о переменах в тактическом построении содержатся в трактате середины X в., известном под названием «Тактический компендиум» (Sylloge Tacticorum). В этом трактате, содержащем значительные выдержки или обобщения из древних писателей, а также переложения из «Тактики» Льва VI, впервые появляются формирования менавлатов[1513], задачей которых было вступать в бой с вражеской тяжелой конницей. Менавлаты строились в интервалах между различными пешими отрядами, будучи частью основной линии, и должны были выйти вперед, образовав клин, и отразить атаку врага[1514].

Совершенно очевидно, что принципиальная перемена в роли пехоты была вызвана изменившейся военно-политической обстановкой X в. В отличие от «Стратегикона» конца VI в., уделяющего пехоте второстепенное внимание, «Стратегика» Никифора уделяет две первые главы именно пешим подразделениям. Из численности, определяемой для главной полевой армии, становится ясным, что значение пехоты было наконец признано, а количественно она составляла главную силу армии. Стратегическое планирование и тактика на поле боя, принятые в конце X в., гораздо больше учитывали значение пехоты, чем это было в течение всех трех предшествующих столетий. Пехота не только составляла основу армии, но и вдвое превосходила кавалерию по численности. Пехотинцы были разделены по видам оружия в каждой таксиархии, а прямые инструкции, установленные в «Стратегике», свидетельствуют о существенно возросшей дисциплине и выучке, которые, как ожидалось, они должны были проявить. Византийские историки второй половины X в. хвалят Никифора II и Иоанна I Цимисхия за то, что они насаждали дисциплину и много занимались обучением войск, а «Стратегика» перечисляет стадии тренировки, через которые должны были проходить отдельные бойцы, отряды и вся армия в целом. Рост значения пехоты в этот период подчеркивается тем обстоятельством, что все пешие войска были объединены под началом одного старшего офицера, оплитарха или архегета, который отвечал лично перед главнокомандующим за их обучение, дисциплину и эффективность в бою[1515].