Б л о к. А я все знаю, Люба. (Вдруг направился к двери, и со спины видно, как он с силой ударился головой о дверь.) Ай!
(Вдруг направился к двери, и со спины видно, как он с силой ударился головой о дверь.)
Л ю б а. Что с тобой?
Б л о к (не ответил, повернулся к ней как-то странно и — опять к двери, опять головой). Ай!
(не ответил, повернулся к ней как-то странно и — опять к двери, опять головой).
Л ю б а. Господи, да что же это?
Б л о к (с коротким смешком). А я нарочно. Я протягиваю вперед руку, а ты думаешь, что я головой. Мне не больно, а тебе смешно.
(с коротким смешком)
Л ю б а. Не смешно.
Б л о к. А я думал…
Л ю б а (вскочила). Ты лучше скажи! Без жалости! Без жалости! Когда я играла здесь, ты смотрел, ты видел — я ужасно играла?
(вскочила)
Б л о к. Нет, почему же? Напротив, напротив. Я слишком холоден, чтобы восторгаться. Но… уверяю тебя. Ты была красива. Ну… пожалуй… немного переигрывала от волнения.
Л ю б а. Так, так. Поняла, поняла. И все-таки поехала!.. О боже мой… Что ты смотришь на меня так?
Б л о к. Я… Ничего.
Л ю б а. Так знай же, что бы, как бы ни получилось… И пусть я бездарна, пусть!.. Знай же, знай, что именно т а м я была счастлива, безумно, до самозабвения, как никогда не была и не буду с тобой! Была счастлива! Была, была! (Стремительно повернувшись, уткнулась в подушку.)
(Стремительно повернувшись, уткнулась в подушку.)
Б л о к (мягко). Не надо в твоем положении делать резких движений.
(мягко)
Л ю б а (плечи ее начали вздрагивать, она уже не сдерживала рыданий). Какие ужасные, грязные, грубые люди…