– Нисколько, просто мне интересно знать: разливается речка по всему руслу когда-нибудь или нет.

– А зачем вам это?

– Интересно.

– Вы меня извините, но, может быть, это бокс на вас так дурашливо действует? Вы задаете никчемные вопросы, но в то же время дураком вас не назовешь.

– Что же странного в моем вопросе? Если я хочу знать про речку, значит, в этом что-то странное? Предположим, вы не знаете, разливается она или нет, то так и скажите, что не знаете. Широченное русло, а речушка малюсенькая…

– Ах, отстаньте! – Катя поправила волосы, и взгляд ее устремился вдаль. – Вы лучше расскажите о вашем лжедяде, чем приставать к нам с речкой.

На какой-то момент они вдруг опять показались мне теми же, заслуживающими подначки, но у них были открытые лица и любопытство открытое, хотелось им ясности – только и всего.

– Я вам уже сказал, что он гнус. Не отдал мне долг. Сбежал, как трусливая собака, и никакой он мне не дядя.

– Он был вам должен?

– Представьте, был мне должен. – Мне не хотелось объяснять.

– Он у вас занял?

– Занял.

– А откуда у вас деньги, простите?

Я развернул газету со статьей о боксе.

– А откуда у меня удар, вы не спросили?

– Боксом вы заработать не могли. В ваши годы вы нигде не могли заработать много денег.

– Нигде не могли, – сказал молчавший до сих пор Картошин.

– У него я их и заработал, – сказал я нехотя. – Если бы я его встретил, я двинул бы ему в солнечное сплетение, чтоб он знал, как обманывать и не платить за работу, но он сбежал…

– Что за работа? – спросил Картошин.

– Делали одну продукцию, – сказал я. – Я вам объяснял: частная лавочка.