Называть реку саркофагом, а себя великим человеком есть совершенно ясный признак (а не намек только) болезненного состояния.
Труп женщины, гниющий и зловонный, Большая степь, чугунный небосвод… И долгий миг, насмешкой воскрешенный, С укорным хохотом встает. Алмазный сон… Чертеж вверху зажженный… И аромат, и слезы, и роса… Покинут труп гниющий и зловонный, И ворон выклевал глаза.Вот в этом стихотворении, подписанном З. Фукс (будем надеяться, что «З» означает Захара, а не Зинаиду), можно, пожалуй, найти намек, только не поэтический, а намек на то, что трое гласных тамбовского земского собрания были бы, может быть, не совсем не правы в своем мнении,[99] если бы относили его не к крестьянам, окончившим курс начального образования, а к некоторым стихотворцам, именующим себя символистами. Впрочем —
In jene Sphären wag’ ich nicht zu streben.Я думаю, что г. З. Фукс достаточно наказал сам себя, выступив печатно с таким произведением. Тем не менее впечатление, произведенное на меня стихотворением этого символиста, так сильно, что у меня не хватает необходимого спокойствия духа для относительно научного разбора прочих символических перлов. Притом на последней страничке наши символисты объявляют о предстоящих трех новых изданиях, из коих одно озаглавлено «Lès(?)