Oui! telle vous serez, ô la reine des grâces (да! таковой вы будете, о королева прелестей/граций),
Après les derniers sacrements (после соборования: «после последних таинств/причастий»),
Quand vous irez, sous l’herbe et les floraisons grasses (когда вы отправитесь, под травой и тучными цветениями),
Moisir parmi les ossements (гнить среди костей/останков).
Alors, ô ma beauté! dites à la vermine (тогда, о моя красота =
Qui vous mangera de baisers (которые будут пожирать вас поцелуями),
Que j’ai gardé la forme et l’essence divine (что я сохранил божественную форму и сущность)
De mes amours décomposés (моей разложившейся любви: «моих разложившихся любовей»)!
Антуану хочется убежать от подобной богини смерти и от составляющих ее зловещих вещей – от их «стоящих торчком мертвых лапок», готовых вот-вот превратиться в живые:
«Меня охватила самая настоящая паника. Я уже не соображал, куда я иду. Я помчался вдоль доков. Свернул в пустынные улицы квартала Бовуази – дома уставились на мою бегущую фигуру своими угрюмыми глазами. “Куда идти? Куда?” – тоскливо повторял я. Случиться может все. Время от времени я с бьющимся сердцем резко оборачивался назад. Что происходит за моей спиной? Может, это начнется позади меня, и, когда я внезапно обернусь, будет уже поздно? Пока я в состоянии держать предметы в поле моего зрения, ничего не случится, вот я и пожирал глазами мостовую, дома, газовые рожки; взгляд мой перескакивал с одного предмета на другой, чтобы захватить их врасплох, остановить в разгар их превращения. Вид у них был какой-то неестественный, но я настойчиво убеждал себя: “Это газовый рожок, это водоразборная колонка” – и пытался властью своего взгляда вернуть им их повседневный вид. <…> Внезапно я оказался на набережной Северных Доков. Рыбачьи лодки, маленькие яхты. Я поставил ногу на бухту веревок в каменном гнезде. Здесь, вдали от домов, вдали от дверей, я воспользуюсь минутной передышкой. На спокойной, испещренной черными горошинами воде плавала пробка. “А под водой? Ты подумал о том, что может находиться под водой?” Скажем, какое-то животное. Огромный панцирь, наполовину увязший в грязи. Двенадцать пар ног медленно копошатся в тине. Время от времени животное слегка приподнимается. В водной глубине. Я подошел, высматривая признаки ряби, слабого волнения. Но пробка неподвижно застыла среди черных горошин».