И с таким количеством наблюдателей, это может закрепиться надолго.

«Моя гордыня меня рано или поздно убьёт…», — вздохнул я.

Но я уверен, что выиграю. Дело здесь в другом.

Я хочу взять ещё одну задачу.

К песочной арене я подошёл первым. Рядом крутился Дима.

— Костя, ты дебил конченный! — процедил он, — Ты серьёзно хочешь сражаться с Катей! Только попробуй её, сука, тронуть, я тебе…

— Заткнись, неудачник.

Катя подошла и Дима, закусив язык, побоялся что-либо говорить в её присутствии.

— Десять минут прошло, Константин. Готов к спаррингу? — спросил Катя.

Чёрт… эту форму гений придумал. И Катю тоже гений придумал.

Она была чуть ниже меня. Своё каре чёрных с фиолетовым оттенком волос зачесала назад, чем открыла небольшой милый лобик. Спортивная, а по совместительству и боевая форма на ней сидела идеально.

Даже лучше, чем идеально.

Видно, что Катя была бойцом. У неё спортивная фигура — нет той болезненной худобы или даже грамма лишнего веса. Нет, её фигура идеальна настолько, насколько может адаптироваться тело к постоянным нагрузкам. Упругие бёдра, ягодицы, талия, даже рельеф женского пресса — всё это форма лишь подчёркивала.

Ну и бюст, да. Катину грудь костюм тоже обтягивал, прижимая и очерчивая. И размером она была больше, чем у любой моей одноклассницы.

Передо мной стояла взрослая, зрелая девушка двадцати семи лет. Не малолетняя школьница из моего класса.

Катя была сосредоточенной. Не злилась, не улыбалась, не боялась — лишь смотрела прямо на меня. Для неё не существовало зрителей и их гомона, носящегося рядом Димы и подошедшего к нему Антона Громова с каким-то чёрным амулетом в руке. Никого и ничего — лишь соперник и поле для боя.

— Пока нас никто не слышит, позволь один вопрос. Почему ко мне такое отношение? — спросил я, — Это же очевидно. Ни к кому ты так не относишься, как ко мне. Из-за чего? Из-за сотрудничества с главой Романовых?

— Нет, это уже его дело. Просто ты…, - процедила она, — Меня раздражаешь.

— И чем же, интере…

— Своей заносчивостью, самовлюблённостью и гордыней. Своим… юношеским максимализмом, — она говорила сквозь сжатую челюсть, — Меня раздражают такие люди, как ты.