Светлый фон

В первый раз, когда меня посадили в место, которое Брикманы называли тихой комнатой, вместе со мной заперли и моего старшего брата Альберта. Ночь выдалась безлунной, в крохотной камере было темно, хоть глаз выколи, постелью нам служила тонкая соломенная подстилка на земляном полу. Дверь представляла собой огромный прямоугольник ржавого железа с прорезью для тарелки, на которой никогда не было ничего, кроме одного жесткого сухаря. Я перепугался до смерти. Позже Бенни Блэквел, сиу из Роузбада, рассказал нам, что когда-то Линкольнская школа для индейцев была военным форпостом и называлась форт Сибли, а тихая комната служила карцером. В те дни в ней держали воинов. Во времена, когда туда попали мы с Альбертом, там держали только детей.

Тогда я ничего не знал о крысах, кроме сказки про Гамельнского крысолова[2], который избавил город от грызунов. Я думал, что это грязные животные, которые едят все подряд и, может, даже съедят нас. Альберт, который был на четыре года старше и намного умнее, сказал, что люди больше всего боятся того, чего не понимают, и если тебя что-то напугало, надо узнать это поближе. Это не значит, что оно перестанет быть страшным, но с известным страхом справиться легче, чем с тем, который ты навоображал. И вот Альберт дал крысе имя, потому что имя делало ее не просто крысой. Когда я спросил, почему Фариа, он сказал, что это из книги «Граф Монте-Кристо». Альберт любил читать. Мне же нравилось сочинять собственные истории. Когда меня сажали в тихую комнату, я кормил Фариа крошками и придумывал сказки про него. Я прочитал о крысах в потрепанной «Британской энциклопедии» со школьной библиотечной полки и обнаружил, что они умные и социальные. За множество ночей, проведенных в изоляции тихой комнаты, я стал считать маленького зверька другом. Фариа. Крыса исключительная. Спутник неудачников. Товарищ по заключению в мрачной тюрьме Брикманов.

В ту первую ночь нас с Альбертом наказали за возражения миссис Тельме Брикман, директрисе школы. Альберту было двенадцать, а мне восемь. Мы оба были новичками в Линкольнской школе. После ужина – водянистого безвкусного рагу, в котором плавало всего несколько кусочков моркови и картошки, что-то зеленое и склизкое и малость свиных хрящиков, – миссис Брикман села во главе большой столовой и рассказала всем детям сказку. Большинство ужинов заканчивалось одной из сказок миссис Брикман. Обычно в них содержался некий моральный урок, который она считала важным. После она спрашивала, есть ли вопросы. Позже я понял, что это было тщеславие, создание видимости, будто с ней возможен диалог, разговор между разумным взрослым и разумным ребенком. Тем вечером она рассказывала сказку про состязания черепахи и зайца. Когда она спросила, есть ли вопросы, я поднял руку. Она улыбнулась и обратилась ко мне: